Если послушать выступления этих политиков, то, кроме демагогии, лозунговости, в них ничего нет, одни призывы. Но у них была власть. А власть, подкрепленная призывами, это уже всеохватывающая идеология. И раз ничего другого не предлагается, то именно эта идеология и становится жизненно определяющей для всех.
Известный французский врач Гюстав Лe Бон еще в XIX веке в своей нашумевшей книге «Психология масс» отмечал, что простая идея или утверждение, лишенная всякого доказательства, эмоционально вброшенная в толпу, является самым надежным средством для завоевания души масс. Кстати, эти книги были в библиотеках обоих вождей. У психиаторов есть такое утверждение — один идиот легко уговорит тысячу здравомыслящих, но тысяча здравомыслящих не способна уговорить одного идиота.
Ленин, насколько мне известно, делил людей только на три категории — преступников, полезных идиотов и коммунистов. И он был прав. По моим врачебным данным, в Европе примерно один-два процента людей психически неполноценных. Это темные силы, но спокойные. Примерно пять процентов населения — это психопаты, а десять процентов — социопаты. Эти не живут своей личной жизнью, а больше интересуются чужой, подслушивают, подсматривают. Это те, которые с удовольствием ходят на демонстрации, слушают выкрики политиков разного толка. Этим нечем занять себя. Современный культурный слой очень тонок. Под ним скрываются суеверия прошлого, непознанный мир, магия. И в определенный момент эти силы могут выплеснуться наружу. Человечество по мере своего развития накапливает положительный, гуманный опыт. Но не только. Параллельно ему накапливается опыт античеловеческий, антиобщественный. И негативный опыт — от этого никуда не денешься — становится не просто достоянием истории, но может стать питательной средой для новых поколений.
Платон в своем труде «Политика» писал, что идеальное правительство есть аристократия философов. Если же их мудрость не стоит во главе общественного строя, то теряется и его справедливость. И государство вырождается сначала в господство энергичных честолюбцев, а далее наступает хаос демократии и грядет насилие тирана. Другими словами, от зарождающейся демократии до опробованной диктатуры один только шаг.
Я врач. Моя профессия тесно связана с человеком. Вернее, с тем, что остается от него после смерти. Поэтому мой пациент — это прошлое. И знакомство с людьми, делавшими историю, позволяет заглядывать в будущее. Государство тоже похоже на человеческий организм. Оно может заболеть, вылечиться или умереть и кануть в Лету. Не буду называть примеры. В любом случае государство — это производное от человека.
Самоубийство в «Шпандау»
Сообщение о смерти 17 августа 1987 года 93-летнего полуслепого Рудольфа Гесса, последнего из нацистских преступников, приговоренных на суде в Нюрнберге в 1946 году к пожизненному заключению, вызвало в немецком и мировом обществе разные суждения. И не случайно. Его обнаружили повесившимся на электрическом шнуре в садовом домике прогулочного двора старинной тюрьмы Берлина «Шпандау», расположенной по адресу: Вильгельмштрассе 21–24. В кармане нашли предсмертное послание. Особый интерес вызвали данные медицинской экспертизы: на трупе, кроме характерных повреждений шеи, обнаружили еще ушибы челюсти, кровоизлияние на затылке, переломы ребер и грудины. Откуда они взялись? В заключении говорилось, что смерть наступила от удушения. И ни слова о самоубийстве. Этот факт явился серьезным поводом для разного рода спекуляций, которые не умолкают и по сегодняшнюю пору. Так повесился или его повесили? Что произошло на самом деле? Откуда переломы, ушибы? Если повесили, то кому нужна была смерть узника номер 7, беспомощного старика? Может быть, тем бывшим недобитым воякам, которые хотели бы, чтобы с его уходом из жизни оборвалась последняя связь с прошлым фашистской Германии, с ее фюрером Адольфом Гитлером, чтобы полностью завершилась летопись тысячелетнего рейха. Комментаторы высказывали разные предположения. Кое-кто считал, что если бы Гесс вышел на свободу и начал говорить, то своими высказываниями мог кое в чем подправить историю и подпортить некоторым известным иностранным политическим деятелям их миротворческий имидж. Зато теперь, с его уходом канули в вечность последние тайны третьей империи и остались лишь всякого рода догадки о закулисных секретных переговорах, которые якобы велись между нацистской Германией и Великобританией. Родственники Гесса, прежде всего его сын Вольф Рюдигер Гесс, первыми выступили с утверждениями, заявив, что никакого самоубийства не было. На самом деле все подстроено, его смерть была нужна, чтобы избежать огласки некоторых неприятных фактов. Кто-то из высоких чинов бывших союзников в войне боялся ответственности, а их отец и дед собирался на свободе рассказать всю правду о своем перелете в Великобританию, назвать людей, которые благословили его на полет, и тех, кто с почетом встречал его в Соединенном королевстве. Однако некоторые журналисты посчитали, что Гессу просто помогли побыстрее уйти из жизни и подкинули ему и электрический провод, и предсмертное письмо, и спровоцировали звонок. Хватит, засиделся. Он всем этим и воспользовался. Якобы американским и английским властям надоело обслуживать огромную тюрьму и единственного в ней заключенного Гесса, западноберлинским властям, в свою очередь, тоже надоело каждый месяц платить кругленькую сумму на обслуживание пустой, по сути, тюрьмы. Вот и надумали они, как поскорее избавиться от узника номер 7. Конечно, все это не очень стыкуется с реальностью и напоминает стремление родственников и отдельных журналистов выдавать желаемое за действительное. И только один Гесс мог бы внести ясность, но сделать этого ему не удалось. В принципе, западные власти давно хотели выпустить его на свободу и сделали бы это, если бы не позиция советской стороны. Чего держать больного и немощною старика под такой мощной вооруженной охраной в пустой тюрьме? Зачем все эти гигантские траты и церемонии? С 1966 года, когда на свободу вышел предпоследний заключенный Шпандау Альберт Шпеер, Гесс оставался один. Но советские военные юристы были категоричны и не хотели давать своего согласия. Они считали, что нет и не может быть оправдания преступлениям нацистов за давностью лет. Эти преступления не могут считаться искупленными, даже если после войны миновало сорок лет и более и в живых оставался один-единственный заключенный. Гесс — военный преступник, он должен в полной мере понести вынесенное ему наказание. И Рудольф Гесс продолжал слоняться из угла в угол своей одиночной камеры, не имея никаких надежд вырваться из каменных стен «Шпандау».