На глаза Джону навернулись слезы. Сейчас Кит казался еще меньше и младше обычного, чуть ли не совсем маленьким мальчиком.
— Я думал… Том сказал, тебя убили.
— Нет, а вот бедного Ната убили. — Голос Кита звучал слабо-слабо, и Джону пришлось нагнуться, чтобы услышать его. — Он спас мне жизнь, Джон. Он герой.
— Знаю. Мистер Бартон мне рассказал.
— Мне так стыдно, что я не был к нему добрее.
— Всё равно куда добрее любого из нас.
Кит порывисто покачал головой.
— Нет. И всегда буду жалеть…
— Но ты-то как, Кит? — перебил его Джон. — Твоя рана — она очень тяжелая?
Кит стиснул зубы от нового приступа боли.
— Не настолько, как у многих тут. В плече засела пуля. Мистер Кэтскил вытащит ее, когда закончит с ампутациями. Будет больно. — Он попытался изобразить капитана Баннермана: — «Теперь испытанию подвергнется ваше мужество…» — начал он, но умолк, морщась от боли. — Мне страшно, Джон. Очень-очень страшна.
— Но больно будет недолго, Кит. И ты не умрешь. Ты скоро выздоровеешь. — Джон старался, чтобы его слова прозвучали утверждением, а не вопросом, хотя отчаянно хотел бы испытывать такую уверенность на самом деле. — Когда я думал, что ты погиб…
— Ты еще здесь? — Это вернулся помощник врача. — Коли уж всё равно болтаешься без дела давай хоть какую пользу приноси. Почему бы тебе не взять корзину и не вынести отсюда отпиленные руки и ноги? А потом ототри кровь от…
— Нет-нет, мне надо бежать, — борясь с тошнотой, торопливо помотал головой Джон. Ему хотелось напоследок коснуться руки Кита, но страшно было причинить другу боль. — Удачи, Кит, на операции. Скоро увидимся. Я вернусь, как только смогу.
— Не сюда, понял? — помощник врача еще нависал над ними. — Твоего дружка переведут в лазарет, как только мистер Кэтскил вытащит пулю. Там тишь да гладь, красота и благолепие.
И он зашагал прочь, покачивая головой и посмеиваясь.
— Что это с ним? — удивился Джон. Он перевел взгляд на Кита, но глаза Кита были закрыты, а длинные ресницы недвижно покоились на бледных щеках.
Снова оказавшись на верхней палубе, Джон с облегчением набрал полную грудь свежего воздуха. Корабль уже начал обретать обычный вид. Одни матросы оттирали палубу от песка и крови, другие сновали по вантам, снимая разодранные паруса. Французских пленников под охраной военных моряков отвели в выделенный для них отсек в трюме. Пушки приготовили заново и на место израсходованных ядер уже успели принести новые.
«Нат, — размышлял Джон. — Нат Клейпол. Ну кто бы подумал?»
Перед мысленным взором у него вставало пронырливое личико Ната белесые, хитрые глазки и тонкие, искривленные в хмурой гримасе губы.
Я только раз видел, как он улыбается. Никто его не любил. Может, поэтому он и был таким вредным?
Джон попытался вызвать в себе печаль по Нату, но вместо этого испытывал только благодарность судьбе. Кит жив — и это самое главное. Кит спасен.
Раздался боцманский свисток, и корабль облетела радостная команда:
— Ром наверх! Сплеснить грота-брас [12]! Раздать всем по чарке!
Из трюма уже притащили бочки с ромом, и моряки выстроились получить свои порции грога. Кто взялся за скрипку, кто за флейту, и когда закатное солнце опустилось в серебристое море, на «Бесстрашном» уже вовсю праздновали победу.
Джону удалось в следующий раз навестить Кита только на следующий день, да и то не с самого утра. Накануне вечером мистер Таус пил грог, точно умирающий от жажды в пустыне — воду. Напившись же, он впал в буйство, да в такое, что корабль сотрясался от его проклятий и ругательств. Все старались держаться от него подальше. Джон, Том и Дейви тайком улизнули каждый к своему орудийному расчету, и в конце концов Джон заснул, привалившись спиной к пушке, прямо посреди длинного и не слишком связного рассказа мистера Стэннарда про русалку, которую он вроде бы однажды видел где-то у берегов Китая. Проснулся Джон рано, всё тело у него затекло и болело.
С утра же мистер Таус был похож на раненого медведя — рычал и огрызался на всякого, кто посмел к нему приблизиться, и задавал юнгам всё новую и новую работу, несмотря на то, что они не успевали покончить со старой.
В результате Джона в лазарет послал Джейбез.
— Беги-ка, Джон, да разузнай, как поживает этот юный бездельник Кит, — велел он, усиленно прикидываясь суровым, а сам настороженно косясь на мистера Тауса.
Джон мигом сорвался с места и помчался прочь, покуда мистер Таус не успел остановить его.
Лазарет располагался ближе к носовой части судна. Гамаки там были натянуты прямо над пушками, занимавшими почти всё место, зато пушечные порты стояли открытыми, пропуская к больным свет и свежий воздух.
Джон не сразу отыскал Кита — его гамак висел за переборкой, отдельно от всех остальных. Глаза Кита были закрыты, а лицо всё так же бледно, но, услышав шаги Джона, мальчик посмотрел на него.
— Тебе уже пулю вытащили?
— Да. — Кит слабо улыбнулся. — Ночью. Было не так и плохо. Мне дали много рома. Я, верно, был пьян, как сапожник. Но я все равно потерял сознание и ничего не чувствовал.
— А тебе сказали… как…
Джон смущенно умолк, но Кит понял его.
— О, всё хорошо. Никакие важные органы не задеты. Теперь нужно только, чтобы рана затянулась и слабость прошла — и я буду в полном порядке.
Джону хотелось засмеяться вслух — с плеч у него словно свалилась огромная тяжесть.
— А я-то думал, мы наконец от тебя избавились, — ухмыльнулся он. — Думал, могу забирать всё твое добро.
В глазах Кита промелькнула тревога.
— Ты ведь не…
— Нет, балбес ты этакий. Не заглядывал я в твой драгоценный мешок.
Кит попытался было приподняться, но вздрогнул от боли и опустился обратно.
— Джон, мне надо тебе кое-что рассказать.
— Рассказать? Что?
Кит набрал в грудь побольше воздуха, но так ничего и не сказал.
— Ты вполне можешь мне доверять, — заявил Джон обиженно. — Я умею хранить тайну.
— Знаю, но… — На лице Кита была начертана нерешительность. — Ох, да, ты прав, я знаю, что тебе можно доверять. И всё равно больше уже ничего не скроешь. Слушай, Джон, когда ты всё узнаешь, может, ты больше и не захочешь со мной дружить…
— Гости, как я посмотрю? — раздался неодобрительный голос. Повернувшись, Джон увидел мистера Кэтскила, краснолицего судового врача, что, пригнув голову, чтобы не удариться о низкую балку, появился возле Кита в сопровождении мистера Эрскина. Джон почтительно поклонился.
— Вали-ка отсюда, малый, — свирепо нахмурился мистер Кэтскил. — Я тут лодырей не терплю Это лазарет, а не цирк.
Мистер Эрскин деликатно кашлянул.
— Мистер Кэтскил, мне бы не хотелось нарушать ваши медицинские правила, но в данном случае, учитывая то, что нам предстоит обсудить, я бы предпочел, чтобы Джон Барр остался.
Брови врача грозно сползлись над переносицей.
— Это вопиюще противоречит правилам, мистер Эрскин.
— Я понимаю, — мягко проговорил первый помощник. — Ответственность будет лежать всецело на мне одном.
Врач продолжал прожигать его взглядом.
— Вы просили меня и моих подручных соблюдать наше открытие в полнейшей тайне. Теперь расскажите все юнге — и к вечеру будет знать весь корабль.
— Думаю, нет, — холодно ответил мистер Эрскин. — А теперь, мистер Кэтскил, с вашего разрешения…
Врач удалился, недовольно покачивая головой.
Джон во все глаза глядел на Кита, лицо которого залилось тусклым румянцем. А когда Джон перевел взгляд на мистера Эрскина, то с удивлением обнаружил, что по необезображенной стороне его лица гуляет улыбка.
— Как поживаешь, Кит? — осведомился мистер Эрскин. — Боюсь, рана не из самых легких.
— Да, но неопасная. Я скоро поправлюсь, — ответил Кит, стараясь приподняться.
Мистер Эрскин удержал его, легонько положив руку на здоровое плечо мальчика.
12
Традиционное выражение, бытовавшее в британском флоте и означавшее, что сейчас всем выдадут грога.