— Ти parles francais? [32]
— Non [33].
После этого они не обменялись и словом.
Наконец экипаж остановился перед парадным входом, и Джон с Робером соскочили с запяток. Робер распахнул дверцы со стороны, где сидела мадам Монсегар, и откинул подножку кареты. Джон сделал то же самое для Кит.
Когда он помогал ей выйти, она судорожно стиснула его руку.
— Волнуешься? — спросил он.
— Ужасно.
— Я тоже. Но всё будет хорошо. На море попадали в переделки и похлеще.
— Думаешь, я сама не знаю? Но как бы мне хотелось, чтобы ты мог пойти со мной внутрь!
— Мне тоже.
— Мадемуазель де Жалиньяк! — Мадам де Монсегар смотрела на них, возмущенно подняв брови.
— Pardon, madame [34].
Кит торопливо выпустила руку Джона.
Мадам де Монсегар бросила на Джона ядовитый неодобрительный взгляд.
— Viens, топ enfant [35].Императрица Жозефина уже прибыла.
Джон смотрел, как Кит с мадам Монсегар заходят в широкую дверь и начинают подниматься по лестнице. Мальчику никогда еще не приходилось видеть столь ослепительно завораживающего зрелища, как два ряда стражников с копьями, в красочных мундирах и высоких киверах, стояли по обеим сторонам лестницы с обнаженными мечами в руках. Никогда не видел он и ничего подобного сверкающей тысячью огней огромной хрустальной люстре, ни потоку элегантно одетых, весело щебечущих красавиц, что тек по лестнице вверх, чтобы исчезнуть в раззолоченных салонах.
Разинув рот, Джон смотрел на всё это великолепие, покуда Робер не дернул его за рукав.
— Par ici [36],— процедил он.
Вслед за Робером мальчик прошел через боковой вход в маленькую комнатку, битком набитую лакеями в самых разнообразных ливреях. Они радостно приветствовали друг друга, обменивались рукопожатиями и хлопали собратьев по профессии по плечу. Джон набрал в грудь побольше воздуха. Вот он, опасный момент. Мальчику совсем не хотелось, чтобы к нему принялись приставать с вопросами. Вообще не хотелось, чтобы на него обращали внимание.
Он встал у самой двери и при первой же возможности незаметно выскользнул наружу. Вечер был довольно прохладный. Джон уселся на каменную тумбу у стены, приготовившись к долгому и томительному ожиданию. Сверху доносилась музыка — оркестр играл веселые польки — и гул голосов, в котором время от времени выделялся чей-то громкий приветственный возглас или звонкий женский смех.
Медленно ползли минуты. Время от времени издалека доносился бой часов. Девять, четверть десятого, половина, без четверти десять, ровно.
Жена Наполеона там, наверху. Сейчас решается судьба Кит.
Мальчик привалился к стене, веки его отяжелели. Он не хотел сдаваться сну, но незаметно для себя задремал.
Разбудила его крепкая рука на плече. Робер тряс его:
— Твоя мадемуазель. Она тебя зовет.
— Кит? Кит зовет меня? — глупо повторил Джон. — Где она?
Робер показал наверх, на лестницу, пожал плечами и снова ушел к остальным лакеям.
Чувствуя, как сердце вот-вот выскочит из груди, Джон подошел к парадному входу. Лестница была пуста — все гости уже приехали. Стражи почетного караула покинули свои места и теперь стояли, зевая, по двое, по трое. Когда мальчик вошел, они обернулись к нему, но, увидев, что это всего лишь еще один лакей, потеряли к нему интерес. Лакеи ведь весь вечер шныряют туда-сюда по всяким поручениям хозяев.
Джон заспешил вверх по лестнице, изо всех сил стараясь сдерживаться и не бежать, чтобы не привлекать к себе внимания. Почему Кит звала его? У нее какие-то неприятности? Ей нужна его помощь?
В дверях салона он остановился, почти ослепленный сиянием переливающихся огнями подвесных люстр. Сколько же здесь народу! Как разыскать Кит в этой толпе?
И тут внезапно она оказалась рядом с ним.
— Jean! Enfin! Ou etais-tu? [37]— громко и сердито проговорила она — для разряженной матроны рядом, которая улыбалась и одобрительно кивала ей. — Иди за мной, — тихонько прибавила она по-английски.
Идя впереди Джона, девочка свернула за угол и остановилась за колонной. Теперь их не было видно из зала.
— Что случилось? Ты ее видела? — встревоженно спросил Джон.
— Кого? А, императрицу. Да. Она была очень мила. Сказала, что заступится за меня. И можешь думать что хочешь, Джон. Она мне понравилась. Она мне поможет, я уверена.
— Тогда что произошло? В чем дело?
— Ты не поверишь. В одной из комнат, где подают кофе. Не в главном зале. Сперва я их не узнала, ведь той ночью почти и не разглядела, но потом услышала, как они разговаривают. По-английски, с шотландским акцентом.
— Постой, кого ты услышала? О ком ты говоришь? Ради бога, Кит…
— Мистер Крич и мистер Халкетт! Они здесь!
— Что? Не может быть! Ты уверена?
— Нет. Поэтому и послала за тобой. Подумала, ты бы мог притвориться прислуживающим слугой, который принес туда вино или еще что. Эти слуги ведь ходят в пудреных париках, совсем как твой. На тебя никто и внимания не обратит. Тебе всего и надо будет, что быстренько посмотреть — и всё. Этого же хватит, чтобы понять, они или не они. Только подумай, Джон, мы бы могли выяснить про их шпионские штучки еще что-нибудь. Мы ведь затем и сошли на берег, в конце-то концов.
Сердце у Джона так и стучало.
— Они меня увидят. Крич узнает меня, даже если Халкетт и не запомнил.
— Не узнает. На слуг никто и не смотрит. Да и вообще, в этой ливрее, когда волос не видно, а только парик, ты сам на себя не похож. И ты сильно вырос — в тебе уже, верно, почти шесть футов, а когда вы с ним встречались, ты был совсем маленьким и щупленьким. Не забывай, они не видели тебя почти два года. И не ждут увидеть здесь. Они считают, ты во многих милях отсюда.
Джон понимал — Кит совершенно права.
— Поднос. Мне нужен поднос с бокалами. Внесу вино в комнату, как будто просто хожу, обслуживаю гостей.
— Я об этом уже подумала. И даже приметила поднос, который один из слуг оставил в салоне, на специальном таком маленьком столике. Я тебе покажу. А комната для кофе — первая дверь налево. Они там.
Мимо них прошел какой-то мужчина в черном фраке. На груди у него сверкала медаль. Он учтиво поклонился Кит, и девочка ослепительно улыбнулась в ответ. А потом снова повернулась к Джону.
— Это граф де Сен-Вуар. Нас сегодня представили друг другу. Ты его не узнал? Это он был в рыбацкой хижине вместе с Халкеттом и Кричем. Наверное, он и есть их французское начальство.
Кит вздрогнула, по спине Джона тоже пробежал холодок при мысли, в каком опасном положении они окажутся, если случайно выдадут себя.
— Ладно, я пошел, — прошептал он. — Взгляну, вправду ли это они. Так где они, говоришь?
— Иди за мной, — сказала Кит и зашагала обратно в бальную залу.
Выпрямившись, словно аршин проглотил, и стараясь сделать как можно более безразличное лицо, Джон пробирался за ней через толпу. Никто на него и не глядел. Он был лишь прислугой, безымянной и неприметной, как дюжины прочих слуг и лакеев. Гости расступались, чтобы освободить ему проход, не удостаивая самого Джона ни единым взглядом.
— C’est Mlle de Jalignac, — слышал он шепот вокруг. — Qu’elle est charmante! [38]
На миг он заметил в просвете толпы какую-то даму, что грациозно возлежала на кушетке в окружении других дам всех в белом. Вот она повернула голову, и в волосах ее сверкнули драгоценные камни. Она снисходительно улыбалась склонившемуся над ее рукой военному в великолепном мундире.
Жозефина.
Кит остановилась, подождала, пока Джон поравняется с ней, быстрым кивком указала ему на поднос на столике у стены, а потом выразительно посмотрела на дверь в другом конце комнаты.
— Ah! Vous voila, mademoiselle! [39] — вскричал кто-то, и Джон увидел, что сквозь толпу, обливаясь потом, пробивается дородный молодой человек в военном мундире.