— Что слу… Пол, с тобой всё в порядке?
— Я… кажется, сломал ногу, — прохрипел Пол, закашлявшись. — Выноси ребёнка! Что стоишь, как столб!
Оливер схватил плачущего малыша, прижал к себе и на полсекунды замешкался.
— Я вернусь за тобой, — пообещал он и тут же скрылся в дымной завесе.
Конелли расслабился, упал на пол и старался не вдыхать глубоко. Воздух был слишком горячий и обжигал нос и глаза. Дышать было почти невозможно, глаза начали слезиться, и перед ними стало совсем темно. Он уже успел подумать, что это конец: боль охватила всю нижнюю часть туловища, и в горле ужасно резало от горечи. Почувствовав странное давление в плече, Пол дёрнулся и, только поняв, что это рука Эллингтона, попытался открыть глаза — не получилось.
— Поднимайся! Кому сказал, поднимайся! — Эллингтон сделал попытку поднять Пола на ноги, но тот взвыл от боли. — Ну, хорошо, не хочешь сам… будем по-другому.
Поднять такого здоровяка Эллингтон не мог — не после того, как сам надышался дымом и копотью. Но протащить его по полу до разбитого окна сил вполне хватило. Поднять его до подоконника оказалось тяжелее, но, почувствовав и вдохнув свежий воздух, Конелли немного пришёл в себя и помог Оливеру, подтягиваясь на руках…
С другой стороны Пол не очень мягко приземлился на землю. Благо под окнами росли цветы и падать было мягко, что не спасло от боли в поломанных конечностях. Оттащив Пола подальше от дома, Оливер свалился на землю рядом с ним и пытался отдышаться…
— Ты жив? — спросил он. Конечно же, в том, что Пол жив, не было сомнений — тот лежал на траве и тяжело дышал, но был в сознании и даже периодически ругался себе под нос от боли.
— Жив. Где дети?
— Там, — Оливер махнул рукой к воротам, где все трое сидели на траве — целые и невредимые.
Уже через пару минут послышались сирены. Оливер успел открыть настежь ворота: сначала приехал пожарный наряд, следом за ним полицейская машина и две машины скорой помощи. Пола погрузили в одну из них, надев кислородную маску. Такими же снабдили всех троих детей и Оливера, хотя он и сопротивлялся. Конелли увезли в больницу, а Оливер направился на другой машине вместе с детьми следом.
К Полу его пропустили только на следующее утро… Тот лежал на кровати с загипсованной ногой, вторая была тоже повреждена, но не так сильно.
— Привет, спасатель, — Оливер радостно помахал перебинтованной рукой. — Как самочувствие?
— Как будто по мне проехался асфальтоукладчик, — также радостно отозвался Пол. Эйфория этой ночи никак не хотела отступать.
— Отлично. Что говорят врачи?
— Говорят, что через недель шесть снимут гипс, и я буду как новенький, — уверил Конелли. — Что там с пожаром? Какие новости?
— Не знаю. Я поручил Лестеру заняться этим делом, — ответил Оливер, усаживаясь в кресло рядом с кроватью.
— А… картина? — немного растерянно спросил Пол.
— Картина? Она наверняка там была… Какая разница, Пол?! Кого интересует сейчас картина?
Конелли нахмурился: его интересовала эта картина. И почему он снова оказался на этом пожаре. И почему этот пожар вообще случился. В этот раз могли пострадать дети — все эти пожары перестали быть безопасными.
— Послушай, Пол, — Оливер подвинулся ближе и опёрся руками на край кровати, — я понимаю, что ты переживаешь. Я тоже всю голову сломал, думая о том, что всё это значит. Но, Пол, серьёзно, думается мне, что через месяц ты никуда вот с этим не пойдёшь, — Эллингтон постучал пальцем по гипсу. — Да и без того, мне кажется, что скоро что-то изменится. И вообще, ты сегодня герой, ты спас детей от пожара. Расслабься, хотя бы на один день.
Конелли согласно кивнул и натянуто улыбнулся:
— Не самое плохое начало для дня рождения.
— Сегодня твой день рождения? — удивился Оливер и, дождавшись подтверждения, улыбнулся. — Поздравляю. Ты сделал сам себе замечательный подарок. Не каждый день становишься героем. Да и мне заодно подарок сделал.
— Какой? — снова нахмурился Пол, как будто ожидал подвоха.
Эллингтон рассмеялся:
— Ты наконец-то перестал называть меня на «вы». И даже не думай о том, чтобы вернуться в привычное русло.
Не дожидаясь ответа, Оливер поднялся, похлопал Конелли по плечу и, пообещав вернуться, как только разберётся с очень важным делом, вышел в коридор… В комнате медсестёр было тихо.
— Мне нужен телефон! — заявил он и, не дожидаясь ответа, начал набирать номер.
Дежурная медсестра только пожала плечами: перечить инспектору не хотелось, даже если его действия нарушали правила больницы.
— Лестер! — Оливер говорил спешно. — Лестер, мне нужна твоя помощь. Нужен билет до Льейды, как можно скорей… Да, один. Если есть, то на сегодня… Спасибо, Бен.
Не прошло и суток, как Эллингтон ступил на испанскую землю. Горячий июльский воздух непривычно обжигал кожу. Даже после непривычно тёплого лета в Лондоне Оливер почувствовал себя как на сковороде: жара была повсюду, даже в тени.
Получив арендованный автомобиль, Эллингтон направился по заветному адресу. Найти его было несложно — всё время перелёта было посвящено изучению карты, и теперь маршрут был выгравирован в памяти Оливера. То, что ему будут не рады, он, конечно, ожидал. Но не настолько.
— Убирайтесь!
Дверь захлопнулась перед носом, едва Оливер успел сказать, что ищет Джованни Браголина. Благо в отличие от итальянского, испанский он изучал в школе и говорил вполне сносно.
— Мэм, мне очень нужно с ним поговорить. Это вопрос жизни и смерти, — Оливер даже не преувеличивал: после вчерашнего пожара не осталось никаких сомнений, что история становится более, чем просто серьёзной.
— Убирайтесь! Мы не разговариваем с прессой!
— Я не журналист, мэм, — Оливер прислушался, но ответа не последовало. Увидев в этом свой шанс, он продолжил, приложив удостоверение к стеклянной вставке в двери: — Мэм, меня зовут Оливер Эллингтон, и я главный инспектор отделения по борьбе с серьёзной и организованной преступностью Лондона. Я бы не стал лететь через половину Европы из банального любопытства…
За дверью было тихо какое-то время, потом в замке зашуршало, и дверь отворилась.
— Бруно Амадио, — миловидная женщина среднего возраста пригласила Оливера жестом в дом. — Моего мужа зовут Бруно. По псевдониму его называют только журналисты, которые в последнее время серьёзно докучают нам, поэтому я и приняла вас за одного из них. Прошу простить моё заблуждение.
Оливер кивнул и занял место на кушетке, на которую ему указала женщина.
— Меня зовут Ариана, — женщина села напротив. — Бруно сейчас нет дома. Я могу помочь вам?
— Дело в том, что… — Оливер пытался подобрать слова, чтобы не испортить едва возникшее доверие. — Дело в том, что в Лондоне случилась череда пожаров…
— … в которых были найдены картины Бруно, — закончила его мысль Ариана. — Я знаю. Как я уже говорила, нам докучают журналисты. Именно из-за этой истории.
— Мне очень жаль, что так вышло, — Оливер сожалел искренне. Уж кто, а жена художника однозначно входила не в круг подозреваемых, а в круг потерпевших. — Позвольте мне задать вам несколько вопросов. Ровно столько, сколько вы сочтёте уместными.
Ариана улыбнулась на этот раз вполне радушно и кивнула.
— На всех пожарах находили репродукции картин вашего супруга. Возможно, это дело вкуса и интересов, но почему ваш супруг рисует только плачущих детей?
— Глупости! — отмахнулась Ариана с улыбкой на лице. — Он рисует прекраснейшие пейзажи и натюрморты. Но люди хотят его «плачущих детей». В своё время, ещё в Италии, он сделал себе имя на этих картинах, потому что странные туристы хотели только их, и теперь по всему миру считается, что Бруно только их и рисовал. А нам нужны были деньги, и поэтому Бруно снова и снова рисовал их.