Костёр догорел ещё засветло, но радостная толпа не собиралась расходиться. Кто-то весело беседовал у пепелища, кто-то пел песни, разместившись прямо на земле, кто-то пытался задавать вопросы устроителям этого никому не нужного действа… Эллингтон посмотрел на часы, отметив, что ещё успеет зайти в ресторанчик около дома, пока там не закрыли горячую кухню, и хотел было направиться к Лестеру, чтобы дать отбой, как заметил знакомую фигуру.
Конелли стоял у пепелища, словно врос в землю. Даже на таком расстоянии Оливер отлично видел, что выглядит сержант не очень хорошо: ссутулился, волосы засалены, одежда помятая… Быстро спустившись со ступеней Колонны, Эллингтон огляделся по сторонам и, убедившись, что никого из подчинённых нет рядом, двинулся к Конелли.
— Пол? Что ты здесь делаешь, Пол? — спросил он тихо, словно его могли услышать.
Конелли обернулся на знакомый голос, и его губы дёрнулись, на мгновенье обозначив улыбку. Вблизи выглядел он ещё хуже: тёмные круги под глазами, криво застёгнутая рубашка с грязным воротником, не по погоде тёплый пуловер…
Конелли растерянно огляделся по сторонам, словно сам не понимал, где он и что здесь делает. Глядя на подчинённого, Эллингтон на самом деле засомневался в его адекватности: тот вёл себя странно — потерянно, рассеянно.
— Пришёл посмотреть, как сжигают репродукции, — пожал плечами Пол после неловко затянувшейся паузы. Его голос звучал хрипло.
— Пойдём со мной, — скомандовал Оливер и, не дожидаясь ответа, направился туда, где оставил машину этим утром.
Только дойдя до цели, Эллингтон оглянулся: Пол послушно следовал за ним, заметно тяжело передвигая ноги. Оливер тяжело вздохнул и покачал головой. Ему совершенно не нравилось, как выглядел Конелли. До того, как случилась эта история, Пол всегда выглядел на все сто: гладко выбритый, с идеальной стрижкой и одет с иголочки. Сейчас же он был похож на этих новомодных хиппи. От этой мысли Оливер поморщился и, взяв себя в руки, кивнул на пассажирское сидение, молчаливо предлагая Полу сесть в машину. Что тот и сделал.
До дома инспектора они ехали молча. Оливер хмурил лоб, раздумывая, как помочь Полу, чем, и — самое главное, почему ему этого так хочется. Сам Конелли смотрел перед собой — в одну точку и в то же время в никуда. Припарковав машину, Оливер вышел и успел подойти к пассажирской двери, прежде чем та открылась и Конелли вывалился на улицу. Не задавая вопросов, Эллингтон помог ему подняться и, придерживая, повёл в дом. Несмотря на то, что не было характерного запаха, вывод напрашивался сам — Пол был нетрезв.
Эллингтон ошибался…
— Я не могу спать. Уже почти месяц меня мучают кошмары, — признался Пол, когда очутился в уютном кресле-качалке. — А последние пару ночей вообще не могу уснуть.
— Когда ты последний раз ел? — поинтересовался Эллингтон, начиная понимать, что с Конелли творится что-то более серьёзное, чем алкогольное опьянение.
Пол пожал плечами:
— Вчера. Или позавчера. Я запутался в днях.
— Но сегодня ты пришёл на площадь…
— Услышал в автобусе разговор двух подростков, которые собирались встретиться с друзьями на этой площади. До этого я даже не знал, что такое мероприятие состоится, — последние слова Пол произнёс совсем тихо.
— Извини. Я должен был тебя предупредить, — серьёзно заметил Оливер, но, встретив хмурый взгляд Пола, тут же замолчал. После короткой паузы он поднялся на ноги. — Тебе стоит принять душ, Пол. Вода в бойлере уже, наверное, нагрелась. А я пока посмотрю, что есть в холодильнике.
— Но, сэр…
— Никаких «но», Пол. Да и «сэр» уже надоело, — усмехнулся Эллингтон. — Приведи себя в порядок, потом обсудим дальнейший план действий.
Что именно собрался планировать Эллингтон, Конелли спрашивать не стал: в животе предательски заурчало от одной только мысли о еде. В душе Пол задержался надолго. Эллингтон уже начал переживать, не уснул ли его гость под тёплой водой. Когда наконец-то тот вышел из ванной комнаты, то снова был похож на человека. Правда, рубашка Оливера была ему велика на пару размеров и оттого смотрелась нелепо, но всё же лучше, чем грязная одежда, которая была на нём до этого. Волосы были непривычно тёмные от воды и так же непривычно зачёсаны назад.
Эллингтон усмехнулся собственным мыслям: Пол показался ему похожим на Джеймса Кэгни в «Белом Калении». Из-за этого фильма много лет назад Оливер решил стать полицейским, а вот теперь, похоже, уже став им, не мог разобраться в очевидном.
— Ешь, — Эллингтон указал на стоящую на столе тарелку с омлетом и беконом. — Извини, это самое приличное, что нашлось в моём холостяцком жилище.
— Вы не женаты? — неожиданно спросил Конелли и тут же смутился слишком личного вопроса.
Оливер усмехнулся, оглядел слишком чистую кухню и вздохнул: — Жена сбежала от меня лет пять назад. Ей надоело изо дня в день волноваться, что я могу не вернуться с работы. Предпочла вообще обо мне не думать.
Конелли задумчиво кивнул. Омлет оказался совершенно пересоленным, но это не мешало Полу уплетать его за обе щеки. К тому же так он не мог говорить, а последним вопросом он настолько смутил себя, что сейчас был рад невозможности сболтнуть лишнего.
Оливер сидел напротив, обхватив ладонями горячую кружку с чаем. Его, в отличие от Пола, совершенно не смущали личные вопросы, а вот цифра «16» на настенном календаре — очень даже. Ещё каких-то два часа, и сменится день. Настанет мистическое семнадцатое, и от ожидания млели руки.
— Останешься сегодня ночевать у меня, — безапелляционно заявил Оливер.
От неожиданного то ли приказа, то ли просьбы Пол перестал жевать и удивлённо приподнял бровь. Лишь когда Оливер указал на календарь, Конелли неуверенно кивнул. Ему не хотелось мешать начальнику, стеснять его в собственном доме. Но с другой стороны, грядущая ночь пугала его самого. И быть в это время не одному было совсем недурной идеей.
— Я постелю тебе в спальне, а сам лягу на диване, — предложил Эллингтон и, предвидя протесты Пола, тут же добавил: — Если будешь… лунатить, тебе придётся пройти мимо меня. Так мне проще будет за тобой следить.
Оливер рассмеялся собственной шутке, посчитав её удачной. Полу же было не до смеха. Он и сам уже побаивался мысли о том, что лунатит. И что в таком состоянии творит что-то незаконное и опасное.
Чуть позже, когда Оливер достал откуда-то с антресоли мешок с запасным набором постельных принадлежностей и перенёс свои вещи в гостиную, он уселся в кресло, достал сигареты, но прикуривать не стал…
— Скажи, Пол, а в детстве ты не лунатил?
— Не знаю, — пожал плечами Пол. Он сидел в кресле напротив и пристально наблюдал за тем, как Оливер отстукивал сигаретой по подлокотнику.
— А родителей ты не спрашивал?
— Я бы спросил, — усмехнулся Конелли, — но они предпочли отдать меня в приют, когда мне не было и пяти лет. Вернее, мать. Отца я вообще никогда не видел.
Эллингтон нахмурился. Ему никогда не приходило в голову интересоваться личной жизнью своих работников, и сейчас он впервые на самом деле задумался, что это может играть какую-то роль. Конелли вопросительно кивнул на пачку сигарет, и Оливер протянул ему ту, что держал в руке. Лишь прикурив — сделал он это неловко, — Пол снова заговорил.
— Мать я не помню тоже. Только совсем немного помню её голос… Она привела меня в приют и оставила на ступенях, вручив мне записку, на которой было написано моё имя — Пол Конелли. Тогда, после войны, было много сирот, и никто сильно не разбирался что к чему.