Палачи свели несчастную баронессу по маленькой лестнице и внизу отворили дверь капеллы замка. Губерт, проследовав вперед, открыл другую дверь, за алтарем, и там обнаружилась каменная лестница, ведущая в самую густую темноту.
Несмотря на отчаянное сопротивление и на попытки баронессы вырваться, ее потащили сперва вниз, потом по сводчатым коридорам в круглую комнату. Там баронесса Гамелен получила приказание преклонить колена на камне и примириться с небом. Она машинально повиновалась и, с ужасом устремив глаза на распятие, сложила руки.
Тогда каким-то погребальным голосом заговорил Киприан. Он прочел краткую молитву, прося Бога сжалиться над душой женщины, готовящейся умереть, и три палача снова схватили свою жертву.
В то время, когда Губерт освещал дорогу в залу Бронзовой Статуи, маркиза Шомберга привели в капеллу.
Баронесса Гамелен, ни жива ни мертва, очутилась в комнате, где возвышалась колоссальная статуя; но когда лучи лампы старика Губерта отразились от гладкой поверхности этого прекрасного и чудовищного изваяния, несчастная женщина вдруг словно очнулась, и невозможно выразить, какая страшная тоска сжала ей сердце.
Пронзительный вопль сорвался с ее губ при виде бронзовой статуи, явившейся во всем своем величии. Баронесса с бешенством начала вырываться от палачей, потом стала умолять о сострадании и пощаде. Те откинули свои капюшоны, и баронесса, пораженная кротким и меланхолическим выражением лиц этих людей, которые, по ее мнению, должны были быть свирепыми и безжалостными, решила, что сумеет растрогать их. Но едва такая мысль промелькнула в ее голове, за ней последовала цепь воспоминаний и она узнала палачей: как ни изменили их горести и время, они остались братьями Шварц.
Просьба, с которою баронесса хотела обратиться к ним, замерла на ее губах, и когда грудь жертвы приподнялась от тягостного стенания, ее подвели к бронзовой статуе.
Глава 73
«Поцелуй» Девы
Первый раз в жизни баронесса Гамелен видела изваяние, о котором слышала так много и знала, ведь именно статуя дала название трибуналу, одним из наиболее влиятельных членов которого была сама баронесса Гамелей.
Подняв на статую взгляд, полный невыразимого ужаса, баронесса откинулась назад и точно склонилась пред выражением спокойствия, приданным художником своему произведению. Но она знала, насколько в действительности страшным было ее наказание.
Баронесса, изгибаясь в руках палачей, с пронзительными криками оттащила их назад, к старому управителю, и взмолилась сжалиться над нею и спасти.
Дребезжащий свет лампы бедного Губерта освещал его помертвевшее лицо. Он едва не вскрикнул, когда, нечаянно посмотрев в отворенную дверь круглой комнаты, увидал маркиза Шомберга на коленях, а рядом барона Альтендорфа, Киприана и служителей Бронзовой Статуи. Восклицание, готовое сорваться с его губ, замерло, и, отвернувшись от баронессы, он начал молиться молча и набожно.
Вдруг удар колокола прозвучал в страшном подземелье. Действие, произведенное им в зале, описать нельзя: даже статуя задрожала, точно внутри нее ответил какой-то отголосок.
– Колокол пробьет еще два раза, – прошептал один из братьев Шварц, – и после третьего удара вы подвергнетесь казни, на которую осуждены.
Услышав погребальный звон, баронесса оцепенела: она перестала кричать, точно язык присох к нёбу, а кровь, прежде кипевшая в жилах, оледенела. Но кротость, печаль и даже сострадание, с которыми старший из братьев Шварц сделал ей торжественное предуведомление, тотчас заставили ее опомниться, и она возопила:
– Пощадите! Пощадите!!! Боже, я не могу умереть так внезапно! Помилуйте, заклинаю!
– Это невозможно, – ответил все тот же палач. – Если мы не исполним нашего долга, сами погибнем. Не думайте, однако, что мы желали отомстить за незаслуженные страдания, на которые когда-то вы осудили нас.
Колокол пробил во второй раз, и мелодичный звук пронесся по обширному подземелью.
– О Боже, сжалься надо мною! – прошептала баронесса, падая на колени и опуская голову на грудь.
Потом все смолкло на минуту. В круглой комнате маркиз Шомберг истово молился. Барон Альтендорф смотрел на него с удовольствием торжествующего соперника. Служители Бронзовой Статуи неподвижно стояли возле несчастной второй жертвы, а на пороге залы Киприан прислонился к двери, скрестив на груди руки, с выражением тигра, жаждущего крови.
И тогда колокол пробил в третий раз. Баронесса, доселе точно бесчувственная, вскочила, подобно гальванизованному трупу. Лицо ее было бледно и отвратительно, глаза смотрели на статую с неописуемыми тоской и ужасом. Она хотела что-то сказать, по не смогла издать ни звука, ни даже стона, и когда палачи схватили ее, взор несчастной точно застлало облако: лампа, люди, статуя – все померкло перед ней и она потеряла сознание.