«Эта история настолько невероятна, что я и сам в нее бы не поверил.
В начале 1960-х годов отряд археологов раскапывал в Таджикистане древний замок под названием Чиль Худжра — «сорок келий». Рабочие копали, мы с Витей (Викторией) обмеряли раскопанное, а я потом превращал обмеры в красивые чертежи.
Замок был доисламский, V–VIII веков, со сложной строительной историей и неплохо сохранившийся. На втором этаже, куда вел пандус с уцелевшим сводом, вьющийся вокруг круглого столба, мы нашли огромный зал, где некогда устраивались парадные приемы. Зал был продолговатым, с широким входом в торцевой стене. Кроме этой стены сохранилась одна продольная стена и примыкающий к ней угловой кусочек противоположной торцевой: он был невелик, но все-таки достаточен для определения длины зала. Вдоль уцелевшей длинной стены тянулось сплошное глинобитное сиденье — суфа, обычная деталь древних жилищ в Средней Азии. Другая же длинная стена зала, увы, бесследно исчезла, обвалилась, а без нее измерить ширину зала было никак нельзя.
Нам все-таки повезло: у дальнего от входа угла мы нашли маленький кусок погибшей стены, длиной около метра и высотой не больше 30 сантиметров — крохотный остаток, тем не менее достаточный для вычисления ширины зала. Если, конечно, зал был прямоугольным, т. е. если строители не сошли с ума, в чем подозревать их у нас не было оснований. И вот я вычертил план зала, и археолог Пулатов, принимавший в раскопках скромное участие, защитил диссертацию по этой Чиль Худжре и даже издал ее в виде книги с моими чертежами, которые, само собой, выдал за свои. Все как положено.
Меня же недолгое время беспокоила некоторая неясность, которая, как мне казалось, должна была найти решение: я, как ни старался, не мог проследить в плане зала какой-либо геометрической закономерности. А ведь мой опыт — да и не только мой — говорил, что древние строители возводили монументальные здания такого рода не абы как, не на глазок, а традиционно использовали определенные и постоянные пропорции вроде стороны и диагонали квадрата, стороны и высоты равностороннего треугольника и т. п… Ничего такого я, колдуя над планом зала, найти не смог. Впрочем, не такая это была проблема, чтобы долго ломать над ней голову, и в конечном счете я про зал с его дурацкими пропорциями забыл. Ну, наплевали почему-то строители Чиль Худжры на правила, что с них теперь, через столько веков, взять.
Прошло, представьте себе, 24 насыщенных событиями года. Мы «изменили Родине», переехали в Германию, угнездились в Западном Берлине и променяли сырец и пахсу любимого Таджикистана на мрамор и штук красивых, но чужих Помпей, где проработали аж шесть сезонов. В Берлине же по заказу разных контор и фирм мы обмеряли не мечети и мавзолеи, а всякую ерунду XIX века. И делали это хоть не без интереса, но как-то и без прежнего подъема. Ау, Чиль Худжра!
И вот однажды Витя разбудила меня утром ужасным криком. Она отчетливо увидела себя во сне стоящей на коленях в том самом углу большого зала Чиль Худжры, перед тем самым огрызком погибшей стены. И ее озаряет внезапная догадка, и она кричит мне — все это во сне: «Сережа, это не стенка! Это остаток пристенной суфы! Это ее передняя поверхность!» Тут Витя проснулась и прокричала мне то же самое, но уже наяву. Примите при этом во внимание, что последние 20 с лишним лет никакие мысли о Чиль Худжре ее, по понятным причинам, совершенно не беспокоили.
Прочее было делом техники, и техника подтвердила сонное озарение. Я отмерил на чертеже, вглубь от обломка стены, ширину сохранившейся напротив суфы — и получился зал с прекрасными, четкими пропорциями, распространенными и в доисламской, и в более поздней архитектуре Средней Азии. Кому интересно, могу сообщить, что это было отношение 1: ЦЗ, вообще популярное в мировой архитектуре. Все стало на свои места, и проблема Чиль Худжры — правда, только одна из многих — была решена. Но откуда все-таки взялся вещий сон с археологическим содержанием? И почему вдруг через столько бурных лет?»
Неизвестно, как работает наше подсознание, но что оно перебирает различные идеи — это гипотеза, которая выглядит вполне правдоподобно. То, что решение как бы «всплывает» из подсознания, доказано психологами, да и сами ученые подтверждают. Сократ говорил, что у него есть личный демон, который подсказывает ему мысли. Многие ученые говорят о «внутреннем голосе». Г. Селье писал: «Построение гипотез гораздо меньше зависит от логического мышления, чем думает большинство людей. Ни одна гипотеза не может быть создана путем только логического рассуждения, потому что она… основывается на недостаточном количестве данных…»