– И мы выехали за тобой, дорогая кузина. Как я вижу, успели мы вовремя, – подвел итог сказанному чародей.
– Очевидно, мне стало дурно, любезный кузен, это вино у леди Марджии. Спасибо, Виллемий. И тебе спасибо, Йожин. – Агния вновь слабо улыбнулась и попыталась подняться, но была легко подхвачена на руки чародеем.
Именно так он и донес названную кузину до экипажа в сопровождении возницы
Виллем помог Агнии сесть на кровати, удобно откинувшись на подушки, и поставив перед ней поднос с завтраком, присел у изголовья. Агния с улыбкой взяла его за руку.
– Выглядишь ты гораздо лучше, – заметил Виллем, взглянув на румянец на щеках женщины.
– Но вчера ты очень напугала меня. Что произошло? Мы нашли тебя лежащей без сознания под деревом. Ты бормотала что-то про вино, пьянившее тебя. Но, Агния, разве неупокоенные могут находиться во власти алкоголя? Помню, при первой нашей встрече, ты не моргнув глазом, опустошила наполненный почти до краев кувшин.
– Сама не понимаю, Виллемий, это вино ничем не отличалось от сотен других, но я чувствовала, как оно дурманит мое сознание, и хотелось пить и пить его. Может быть, я становлюсь человеком? – Агния попыталась улыбнуться, но чародей не мог не уловить тень отчаяния на лице женщины.
Вновь стать живым человеком. Виллем знал, что Агния желает этого более всего. Но попытался отвлечь подругу от тягостных мыслей.
– По мне так быть неупокоенным, иметь совершенное тело, которое не знает болезней и боли, на которое не откладывают отпечаток прожитые годы намного лучше. Разве не так? Ты выглядишь точно также как и семнадцать лет назад, когда я увидел тебя впервые, а я за эти годы постарел.
– Виллем, – грустно, как на ребенка, пытающегося объяснить мир со всей своей детской наивностью, посмотрела на него Агния. – Что ты знаешь о жизни неупокоенного? Что ты знаешь о совершенстве тела?
Чародей молчал. Женщина печально покачала головой.
– Виллемий, красота человека – это прежде всего то, что излучает его душа. Уж поверь мне. Я это отлично знаю. Как думаешь, у кого я позаимствовала это тело?
Мужчина лишь пожал в ответ плечами, глядя на точеную фигурку и правильные черты лица подруги. – У продажной женщины, которую пырнул ножом ее очередной пьяный любовник. Честно? Мне это вместилище совсем не понравилось – у девушки были пышные формы и смазливое личико, которыми она и зарабатывала себе на кусок хлеба при жизни. Но это было тело и лицо деревенщины, вульгарное и абсолютно не соответствующее мне – аристократке Иннатии Сольк. Еугений настаивал, убеждая меня, что это лучший вариант, никто не будет искать эту девицу, и если мы поторопимся, плоть останется свежей на многие столетия вперед. Именно Еугений сказал мне тогда, если моя душа и это тело смогут обрести гармонию, я увижу, как удивительно все изменится. И я поверила.
– Но как? – удивлению чародея не было предела. – Я был уверен, что это тело позаимствовано у какой-то особы аристократических кровей. В тебе же нет ничего от деревенской девицы. Ты порой напоминаешь мне высеченную искусным мастером мраморную статую.
Агния засмеялась.
– Все это, дорогой кузен, работа моей неугомонной души, она как росток пробивалась через каждую клеточку плоти, меняя ее, создавая такой, какой бы Иннатия Сольк хотела видеть себя. Да, когда я исполняю работу, вхожу в образ, я могу быть разной – продажной женщиной, деревенской простушкой, дамой из высшего общества. Но весь тот аристократизм, который ты так ценишь во мне, это, безусловно, от Иннатии… от меня настоящей... Той, который бы я обязательно стала, если б не умерла...
Последние слова женщина произнесла почти шепотом, поэтому также шепотом вопрос задал и Виллем:
– То есть, не упокоенные не меняют тела? Выбирают раз и навсегда?
– Есть те, что меняют, никто не запрещает нам этого, конечно есть определенные трудности, но для многих это не преграда. А есть те, как например Еугений или я, мы срастаемся с выбранным нами вместилищем и уже не покидаем его, находясь в этом мире. Знаешь, когда я поняла, что не хочу менять это тело?
Виллем пожал плечами.
– Когда одним прекрасным утром я подошла к зеркалу и увидела, в отражении взгляд моих собственных глаз… Они даже цвет поменяли, у той девушки глаза были серые...
– Значит ты не Кларисса? Она была рыжая, по словам барона Орта… – пробормотал Виллем.
– Ну, конечно же, нет, – вновь засмеялась Агния. – Я сразу тебе сказала, что не стоит верить всему, что тебе говорят. А барон тоже хорош – уверять другого в собственных догадках, не имеющих оснований.