- Не слышала? Что ж, это не тайна. Раз в несколько сотен лет рождается человек, который может, получив могучий артефакт, называемый Ключом, открывать с его помощью любые двери. Ключник - вот как называют этого человека. Он может открыть портал между мирами. Только тот, кому предназначен этот Ключ, может воспользоваться им. Артефакт не имеет постоянной формы, он может принимать тот вид и суть, который требует замок.
- А как этот человек... ну Ключник, получает Ключ? - слова Ежелии звучали как сказка. Мне всегда нравились волшебные истории, и рассказ целительницы захватил меня почти как Марсавий. - Кто-то этот Ключ передает ему?
- Ключ сам находит ключника, Леся. Разными путями. Может быть, переходя от человека к человеку, но он всегда окажется в тех руках, кому предназначен, - Ежелия обвела нас, зачарованно слушающих, лучистым взглядом. - К сожалению, не всегда Ключник бывает достоин этой чести. Как раз в этом романе Марсавий пишет про Аскария, который был очень амбициозен и открыл портал в мир неупокоенных, и тем самым навлек на наш мир много бед.
- Да, про это мы слышали, но я думал, это что-то вроде старинной страшной легенды, - Аркадий удивленно смотрел на мать.
- Нет, так было. Но силами чародеев порядок был восстановлен, демоны изгнаны, а портал опечатан. Никто больше не откроет тот мир, и предания об этом стали почти легендой.
- Но вдруг...
- Леся, Ключ приходит в мир так редко, что нам не о чем беспокоиться. Тем более что те же легенды говорят, что каждый портал между мирами может быть открыт лишь в определенное время. Нет причин думать, что все эти условия совпадут.
Я промолчала. Ежелия права. Сны, это всего лишь глупые сны. Тем более что я и не помнила их толком. Меньше на ночь романов читать надо.
- Лорд-Чародей Виллемий Лионский и леди Агния Вальмельшер, - открывшаяся внезапно дверь и появившийся в проеме слуга с докладом о визитерах, прервали беседу.
- Пусть войдут, - улыбнулась леди Лаэзир, вставая.
Мы с Аркадием тоже встали и отправились в свои комнаты, в дверях столкнувшись с гостями. Тот самый советник, предмет обожания Илларии, с ослепительно красивой дамой уже проходили в библиотеку, а целительница отдавала распоряжения прислуге накрывать к чаю.
- Ежелия, дорогая, как я давно тебя не видела, - серебристый голосок леди Агнии звучал как колокольчик.
- Ты была занята, мы тебя отвлекаем? - вторил ей баритон советника.
Глазеть на пришедших было неприлично и я, скромно поприветствовав гостей реверансом, прошмыгнула наверх. Аркадий последовал за мной.
- Все хорошо, мы просто беседовали с сыном и его подругой, - судя по голосу, Ежелия была рада гостям, - проходите, ребята уже уходят. Пусть прогуляются. Нечего в выходной день сидеть за книгами.
Советник не обратил на нас внимания, но я еще долго ощущала на себе взгляд леди Агнии, несмотря на то, что дверь в библиотеку закрылась за нами, отсекая собой мир взрослых. Я узнала ее - это была та самая дама, что в Рижене помогла мне выбрать брошь к платью.
Ноябрь 315 г от разделения Лиории. Коэнрий. Агельта. Кассий.
Он размашисто шагал по залам старинной зимней резиденции королей Коэнрия. За спиной струился длинный парадный плащ, путаясь в ножнах мечей. За ним, едва поспевая, шли еще два представителя его страны и участника сегодняшнего действа. Одним из них был Эдельвийский посол в Коэнрии, мужчина в солидном возрасте, который провел в этой стране уже больше лет, чем на родине и знал тут все ходы и выходы не хуже, чем местные. Второй был его человек, которому он доверял, почти как себе, верный его спутник во многих таких же мероприятиях, как сейчас... и не только в таких.
Сегодня Кассу предстояло играть роль, которую он ненавидел больше всех масок из многообразия коллекции театра своей бурной жизни, и которой всегда стремился избежать - роль Эдельвийского принца, посланника своего отца. Пришлось напялить все эти павлиньи перья, в виде парадного костюма официального лица, дабы, упаси Светлая, не оскорбить кого-нибудь из важных персон видом своих потертых штанов или простой удобной рубахи, к которым он так привык в скитаниях. Демонски болела голова, как у какой-нибудь томной барышни, а не у здорового мужика на четвертом десятке лет жизни. Просто раскалывалась на части, в висках болью стучал пульс, как, в общем-то, всегда, после приступа виденья. И это, как всегда же, было почти по-детски обидно, потому что себя лечить он не умел. Не дано. Такая вот несправедливость судьбы - одним дан полезный дар лечить эту треклятую головную боль себе любимому, а другим, менее везучим, пожалован свыше этот, да простит небо, дар предсказания, награждающий этой самой головной болью. Который почти невозможно вызвать, когда ты хочешь что-то узнать, но зато он с мучительным и бессмысленным постоянством приходит, когда это совершенно не нужно, превращая тебя в развалину как раз в тот момент, когда жизненно необходимо быть бодрым и собранным.