Он устроил раненого на густой траве и приложил к его лбу компресс, сделанный из смоченного в воде лоскута. От этого холодного прикосновения слабый вздох, который казался сдавленным стоном, сорвался с губ Тремаль-Найка.
— Хозяин! Хозяин! — позвал маратх.
Раненый двинул руками и открыл глаза, посмотрев пристально на Каммамури.
Луч радости осветил лицо верного слуги.
— Ты узнаешь меня, хозяин? — спросил маратх.
Раненый утвердительно качнул головой и задвигал губами, как бы пытаясь что-то сказать, но издал только непонятный, неясный звук.
— Тебе нельзя говорить, — приложил палец к губам Каммамури. — Ты все мне расскажешь потом. Будь уверен, хозяин, мы еще отомстим этим негодяям, которые так поступили с тобой.
Взгляд Тремаль-Найка сверкнул мрачным огнем, а пальцы сжались, вырывая с корнем траву.
Без сомнения, он это понял.
— Успокойся, успокойся, хозяин. Сейчас я найду листья йоумы, чтобы вылечить твою рану, и через несколько дней мы покинем эти места. Я отвезу тебя в нашу хижину, а там ты быстро встанешь на ноги.
Каммамури не пришлось долго стараться, чтобы отыскать несколько молодых побегов йоумы, обычно называемой «змеиным языком», чей сок — отличный бальзам для ран.
Он набрал ее уже много и собирался вернуться к хозяину, но сделал лишь несколько шагов и остановился, схватившись за рукоятку пистолета. Ему показалось, что он видит черную массу, скрывающуюся в бамбуке; по виду это было скорее животное, чем человек.
Потянув носом воздух, он почувствовал характерный резкий запах.
— Внимание, Каммамури! — пробормотал он. — Рядом тигр.
Он зажал в зубах нож и храбро двинулся к пруду, внимательно оглядываясь кругом. Он ожидал с минуты на минуту нападения тигра, но этого не случилось, и он благополучно добрался до пруда.
Тремаль-Найк лежал на том же самом месте и, казалось, дремал, что очень обрадовало доброго маратха. Он положил рядом с собой карабин и оба пистолета, чтобы они были всегда под рукой, и, разжевав траву, несмотря на ее невыносимую горечь, приложил к ране.
— Вот так, так будет хорошо, — говорил он, весело потирая руки. — Завтра хозяину станет лучше, и мы уберемся из этого места, которое не очень-то нравится мне. Скоро эти туги вернутся в джунгли и, не найдя труп, бросятся на поиски. Не дадим же им схватить нас так…
Устрашающее мяуканье, подобное реву, прервало его фразу. Он быстро повернул голову, инстинктивно схватившись за оружие.
В пятнадцати шагах от него стоял, скалы зубы и готовясь к прыжку, огромный тигр, глядевший на него сверкающими глазами с голубовато-стальными отблесками.
Глава 8
СТРАШНАЯ НОЧЬ
При этом воинственном реве Тремаль-Найк мгновенно проснулся и выбросил руку в сторону, как бы ища свой верный нож.
— Каммамури, — выговорил он с неимоверным усилием.
— Не шевелись, хозяин! — ответил маратх, не сводя глаз со зверя, все еще готовящегося к прыжку.
— Ти… гр! Ти.. ! — повторил раненый.
— Об этом позабочусь я. Успокойся и не думай об этом.
Маратх выхватил пистолет и навел на зверя, но не решился выстрелить, опасаясь, что с первого выстрела не убьет его, а только привлечет врагов.
Тигр тоже колебался, неотрывно глядя на сверкающий ствол пистолета, который отпугивал его. Несколько раз он в гневе хлестнул себя хвостом по бокам, издал еще один рык, сильнее первого, потом начал пятиться назад, цепляясь за почву своими мощными когтями и не отрывая глаз от маратха, который бестрепетно выдерживал его взгляд.
— Камма… мури… тигр! — снова забормотал Тремаль-Найк, силясь приподняться на руках.
— Он уходит, хозяин. Он не осмелился напасть на нас. Лежи тихо, и все будет в порядке.
Внезапно тигр поднял голову, навострил уши, как бы пытаясь уловить неясный шум, и в третий раз издал глухое рычание. Затем он быстро повернулся и одним прыжком исчез в джунглях, оставив после себя свой резкий и дикий запах.
Каммамури поднялся, не столько обрадованный, сколько обеспокоенный.
— Кто мог напугать тигра? — с тревогой спросил он себя. -Сюда наверняка кто-то приближается.
Он бросился к ближайшим деревьям, но никого не увидел. Тогда он поспешил вернуться к Тремаль-Найку, который снова упал на свое лиственное ложе.
— Где… тигр? — спросил раненый еле слышно.
— Исчез, хозяин, — ответил маратх, скрывая свое беспокойство. — Испугался моего пистолета. Спи и не думай ни о чем.
Раненый издал глухой стон.
— Ада! — пробормотал он.
— Что ты говоришь, хозяин?
— Ах! как… была прекрасна… пре… красна.
— Что ты говоришь? Кто была прекрасна?
— Негодяи… они похи… тили ее… но…
Он оскалила зубы и вцепился руками в траву.
— Ада!.. Ад.. а! — повторил он.
— Бредит, — подумал маратх.
— Да, они ее похи… тили, — продолжал раненый, — но я ее… найду, о да, я еще вернусь!
— Не разговаривай, хозяин, мы в большой опасности.
— Опасности? — пробормотал Тремаль-Найк, не понимая его. — Кто говорит об опас… ности? Я вернусь сюда… да, вернусь, негодяи… с моей Дармой… и она сожрет вас всех!
Он замотал головой от боли и ярости, но тут же потерял сознание и сделался неподвижен, как мертвый.
— Спит, — сказал Каммамури. — Так лучше: по крайней мере своим криком он не выдаст наше присутствие. А пока будем настороже: возможно, тигр еще следит за нами.
Он уселся, скрестив ноги по-турецки, положил карабин на колени, сунул в рот шарик бетеля, чтобы побороть сон, и стал терпеливо дожидаться зари с открытыми глазами, насторожив слух.
Прошел час, два, три, но ничего не случилось. Ни рычание тигра, ни шипение змеи, ни вой шакала не нарушали тишину, царившую в таинственных джунглях. Только дуновение воздуха, насыщенного ночными испарениями, время от времени проходило над тростниками, наклоняя их с мягким шелестом.
Минула уже первая половина ночи, когда мощный хруст и треск ломаемых веток прервали тишину. Какое-то пыхтение добавилось к нему, и довольно громкое.
Удивленный и немного обеспокоенный, маратх вскочил на ноги и прислушался, сдерживая дыхание: этот топот и пыхтение повторились гораздо ближе.
— Это не тигр, — пробормотал Каммамури, — но кто же это?
Он взял карабин, бесшумно подполз к ближайшему дереву и выглянул из-за него.
Шагах в тридцати от него двигалось какое-то животное, длиной не менее двенадцати футов, тяжелое, массивное. У него была бугристая шкура, большая треугольная голова, огромные уши и длинный загнутый вверху рог.
Каммамури понял, с кем ему придется иметь дело, и сердце его замерло от страха.
— Носорог! — едва слышно воскликнул он. — Мы погибли!..
Он даже не поднял карабин, прекрасно зная, что пуля не пробьет эту толстенную шкуру, более прочную, чем стальная броня. Он мог бы попытаться поразить чудовище в глаз — единственное уязвимое его место, но страх промахнуться и быть растерзанным страшным рогом или растоптанным чудовищными ногами, побудил его сидеть тихо в надежде, что исполин его не заметит.
Носорог казался страшно рассерженным, что нередко случается с этим своенравным, грубым, жестоким и скудоумным животным. С проворством, невероятным при его сложении, он бросался, как сумасшедший, из стороны в сторону, яростно ломая и вырывая вокруг себя бамбук, проделывая широкие бреши в джунглях.
Время от времени он останавливался, шумно дыша, крутился по земле, как дикий кабан, взрывая землю ногами и втыкая в траву свой рог, чтобы потом снова подняться и начать свои нападения на бамбук.
Каммамури даже не дышал, чтобы не привлечь внимания зверя, и при этом он обливался потом так, словно сидел на крышке кипящего котла, и судорожно сжимал рукой карабин, ставший бесполезным, как железная палка. Он боялся, что животное, расправившись с бамбуком, двинется к пруду и заметит распростертого там Тремаль-Найка. Помешать этому он не мог: оставалось лишь в бессильном страхе ждать продолжения событий.
А носорог продолжал бесноваться в джунглях. Слышалось, как дрожит земля от тяжести его могучего тела, как с треском ломается бамбук, слышалось его тяжелое дыхание, сравнимое со звуком большой хриплой трубы.