Тайны черных джунглей

— Да, двое: Палаван и Биндур.

— Я их знаю. Нужно повидать и расспросить их.

— Они ничего не знают о предназначении «Корнуэлла». Я говорил с ними вчера вечером и выяснил, что цель и маршрут похода держатся в строжайшем секрете.

— Не остается никаких сомнений, — сказал Тремаль-Найк как бы про себя. — Фрегат предназначен для военной экспедиции.

— Я тоже начинаю подозревать это, — согласился Хидар.

— Этот корабль не должен отплыть!.. — воскликнул охотник на змей.

— А кто помешает ему уйти в плавание?

— Я!..

— Каким образом?..

— Убив капитана до отплытия. Этого ведь хотели Коульи и Суйод-хан.

— Но это будет нелегким делом, — задумчиво сказал Хидар. — Капитан держится начеку, особенно теперь.

— И все-таки я убью его. Мне говорили, у него в Калькутте есть дом.

— Да, есть.

— Пошлем кого-нибудь проверить, там ли он живет.

— А как?

— Пока не знаю, но способ найдем, — ответил Тремаль-Найк.

Старый туг минуту подумал и, тряхнул головой, сказал:

— О капитане мы скоро узнаем.

— Каким образом? — спросил Хидар.

— Один человек нам поможет.

— Кто?.. Какой человек?..

— Нимпор.

— Факир?..

— Он самый. Пошли!..

Глава 11 ФАКИР

Бросив на стол деньги за обед, трое индийцев покинули нищую харчевню и через площади, начинавшие пустеть из-за дневной жары, направились вдоль берега Ганга, стремясь держаться в тени больших деревьев, образовавших здесь прекрасные аллеи.

Пройдя центральную и самую многолюдную часть Калькутты, так называемый Белый город, они поднялись вверх к северной ее части и углубились в индийский город, грязный и убогий, но при этом и живописный, поскольку именно там находятся старинные постройки и красивые пагоды, посвященные Браме, Шиве, Вишну, Парвати и всем другим божествам, почитаемым индусами.

Здесь не увидишь блестящих экипажей или богатых носилок с шелковыми занавесками, здесь нет дворцов, нет широких и чистых мостовых; а вместо этого хаотическое скопище лачуг, бараков и хижин, осененных тощими деревцами, путаница грязных, кривых и зловонных улиц, где возятся в пыли сотни голых и вечно голодных ребятишек, куда слетаются, точно на свалку, птицы-падалыцики, ковыряя своими огромными клювами уличный мусор.

Пройдя несколько таких улиц, старый туг остановился на площади, где гордо возвышалась среди всей этой нищеты большая красивая пагода, увенчанная куполом и украшенная ажурным зубчатым карнизом, легким, как кружево. Мок поднялся по широкой лестнице, ведущей к входу в пагоду, и остановился перед каким-то индийцем, сидящем на верхней ступеньке.

— Вот факир, — сказал он Тремаль-Найку и Хидару.

При виде его Тремаль-Найк едва удержал гримасу отвращения.

Это был не человек, а скелет. Его пергаментное лицо, заросшее густой неухоженной черной бородой, доходившей ему до пояса, было покрыто причудливой татуировкой, красной и черной, а на лбу было несколько грязных полос, прочерченных пеплом. Его длинные волосы, никогда не знавшие ни расчески, ни ножниц, образовывали настоящую гриву — раздолье для насекомых. На теле, страшно худом и почти голом, не было ничего, кроме узкой набедренной повязки.

Однако самое главное, что вызывало отвращение, была его левая рука; почти отмершая и парализованная, иссушенная до кожи и костей, она была прижата к груди в каком-то искривленном положении. В эту руку крепко связанную полосками кожи и сложенную так, чтобы образовать сосуд, фанатик положил землю, посадил маленький священный мирт, который и вырос тут, как будто он в горшке.

Никогда не подстригавшиеся ногти факира сначала согнулись, а потом вросли в руку и теперь выходили, как когти дикого зверя, сквозь ладонь.

Этот несчастный не был обычным факиром, каких немало водится в Индии: он принадлежал к тому их разряду, который, до индийским поверьям, считается божественного происхождения. Индийцы убеждены, что эти факиры живут тысячу лет, ничем не питаясь, что, будучи брошены в огонь, они не горят, а в воде не тонут, за что их уважают и почитают, как сверхъестественные существа.

— Нимпор, — сказал старый туг, почтительно склонившись к факиру, который оставался неподвижным, точно не замечая стоявших перед ним людей. — Кали нуждается в тебе.

— Моя жизнь принадлежит богине, — отвечал факир, не поднимая глаз. — Кто тебя послал?..

— Суйод-хан.

— Сын священных вод Ганга?..

— Да.

— Чего ты хочешь?..

— Чтобы ты помог нам,

— Что нужно сделать?

— Найти человека. Он наш смертельный враг. Мы должны убить его, или же он уничтожит наших братьев на Раймангале.

Дрожь пробежала по бесстрастному лицу Нимпора.

— Кто же осмеливается идти на Раймангал?

— Капитан Макферсон.

— Он!.. Это решено?

— Да, Нимпор.

— И ты хочешь знать, где находится капитан?

— Да, и как можно быстрее.

— Когда?

— Сегодня вечером.

— Он не в своем доме?..

— Никто этого не знает, — отвечал Мок.

— Я выясню.

— Каким образом?

— Сегодня вечером будь перед домом.

— А потом?..

— Остальное тебя не касается. А теперь уходи: Вишну призывает меня на молитву.

Факир с усилием поднялся и, повернувшись к ним спиной, вошел в пагоду, держа все время на весу свою руку.

— Где мы увидимся? — спросил Хидар. — Сейчас я должен вернуться на борт.

— Мы попросим гостеприимства у Виндхиа, — сказал старый туг. — Пока мы в Калькутте, ты найдешь нас у него. Когда мы встретимся?..

— Завтра после полудня. Раньше невозможно — у меня на борту много работы. Ты знаешь, что через несколько дней мы отплываем?

— Куда направляется «Девоншир»?..

— На Цейлон.

— Жаль, что ты не будешь с нами в таком трудном предприятии.

— Мы отплываем не очень скоро. Прощайте, до завтра!..

Оставшись одни, Тремаль-Найк и старый туг тем же путем по берегу Ганга вернулись в Белый город и направились к пристани, где их ждала шлюпка.

— К Виндхиа, — коротко приказал старый туг гребцам.

Он уселся на корме рядом с Тремаль-Найком, и легкое суденышко, поднимаясь вверх по течению реки, пустилось в путь.

Тремаль-Найк, этот дикий сын джунглей, никогда раньше не видел такого большого города — все вокруг занимало его. Величественные дворцы, гордые пагоды, украшенные множеством статуй, красивые особняки, пышные жилища богатых индусов, с их ажурной каменной резьбой по фронтонам и изящными тонкими колонками, которые, казалось бы, должны переломиться от простого нажатия руки, но в то же время способны стоять веками, — все это изумляло и восхищало его. За первой линией дворцов и храмов виднелся новый ряд сверкающих золотом куполов, тонких шпилей и колоколен, разнообразных террас и высоких стен, живописно обвитых зеленью.

Под деревьями, которые склонились над водами реки, поднимались клубы от погребальных костров, которые ветер уносил на середину реки.

Трещали дрова в кострах, выбрасывая вверх тучи искр, звучала заунывная траурная музыка, а вокруг пританцовывали, совершая ритуальные жесты, юноши и девушки, в то время как в небе над их головами летали прожорливые птицы-падалыцики, готовые наброситься на останки покойников, сброшенных в реку.

Время от времени ящички из благовонного дерева с останками сожженных трупов отрывались от берега и плыли вниз по течению священной реки, тогда как брамины читали стихи из Вед, а родственники сажали дерево или водружали украшенный флажками шест в память об умершем.

Тут же по берегам ждали своей очереди умирающие, окруженные скорбящими родственниками. Индиец, у которого есть еще время приготовиться к собственной кончине, стремится встретить ее поближе к Гангу, чтобы легче было по нему попасть после смерти в рай Брамы.

Лежа на траве в тени какого-нибудь дерева на берегу, утешенный и успокоенный, в окружении родственников, он ждет, когда душа его покинет тело, в то время как те опрыскивают ему лицо речной водой, обмазывают речным илом, а брамин читает молитвы и осыпает ему голову листьями базилика. Тут же рядом другие готовят костер, на котором сожгут его тело.