Двенадцать мерных звучных ударов один за другим раздались в подземельях, когда, тяжело дыша, он добрался наконец до пагоды.
Странное зрелище предстало его глазам.
Под сводами пагоды блистало великое множество ламп, которые заливали ее потоками голубоватого мертвенного света. Еще страшнее и причудливее выступали в этом свете скульптуры богов вдоль стен, еще ужасней возвышалась зловещая фигура Кали.
Прямо под ней, рядом с беломраморной чашей, в которой плавала священная рыбка из Ганга, на шелковой подушке сидел Суйод-хан. Неподвижный, бесстрастный, он был задрапирован в широкую накидку из желтого шелка, многочисленными складками ниспадавшую с него. И так же неподвижно, как статуи, в одних набедренных повязках, с арканами в руках, стояли вокруг него туги: одни чернокожие, как негры, другие оливковые, как малайцы, третьи бронзовые или желтые, как китайцы, но все с одинаковой татуировкой на груди.
Переведя дух, Тремаль-Найк сделал еще несколько шагов и остановился посреди пагоды, чувствуя на себе множество взглядов, прямых и острых, как кинжалы.
— Будь благословен, — сказал ему Суйод-хан со странной улыбкой. — Ты возвращаешься победителем или побежденным?
— Где моя Ада? — с тревогой спросил Тремаль-Найк.
Глухой ропот прошел по рядам тугов, им не понравился такой ответ.
— Терпение, — сказал главарь сектантов. — Где голова капитана?
— Хидар идет следом, и через несколько минут представит вам ее.
— Значит, ты убил его?
— Да.
— Братья, наш враг мертв! — громко провозгласил Суйод-хан.
Он вздрогнул, по лицу его пробежала мстительная улыбка, но тут же он овладел собой и вновь неподвижно воззрился на Тремаль-Найка.
— Слушай меня, — сказал он, выдержал паузу. — Ты видишь эту богиню из бронзы, которая стоит перед нами?
— Вижу, — ответил Тремаль-Найк. — Но что мне с нее?
— Эта богиня могущественна. Более могущественна, чем Брама, Вишну, Шива и все другие боги, почитаемые индусами. Она живет в царстве тьмы и говорит с нами через эту рыбку, которую ты видишь в чаше. Она справедлива и страшна. Она презирает ладан и молитвы, ей нужны человеческие жертвы. Она символизирует собой нашу свободу и гибель наших угнетателей.
Суйод-хан остановился, чтобы посмотреть, какой эффект произвели эти слова на Тремаль-Найка. Но тот остался холоден и равнодушен. Все чувства, все его мысли устремлены были только к Аде. Лишь она одна была для него богиней, была его родиной и судьбой.
— Тремаль-Найк, — снова начала Суйод-хан, — ты один из тех людей, каких немного найдется в Индии. Ты силен, ты храбр и находчив. Ты индиец, который, как и все мы, стонет под игом чужеземцев с белой кожей. Одного из них ты убил. Но, покончив с капитаном, ты поставил себя в их глазах вне закона. У тебя нет больше пути назад. Хочешь ли ты принять нашу веру?
— Я! — вскричал Тремаль-Найк. — Я — туг?..
— Туги вызывают у тебя ужас? Не оттого ли, что они душат своих врагов? Но европейцы уничтожают нас пулями и снарядами своих пушек, мы же в ответ уничтожаем их арканом — оружием нашей могущественной богини.
— А моя Ада?..
— Она останется с нами, как остался и Каммамури, который уже сделался тугом.
— Но будет ли она моей женой?
— Никогда! Она принадлежит нашей богине.
— У меня нет другой богини, кроме Ады Корихант! — вскричал Тремаль-Найк яростно.
И снова глухой ропот прокатился по рядам тугов. Охотник на змей с тревогой огляделся кругом.
— Что это значит, Суйод-хан? — воскликнул он. — Ты обманул меня? Ты не хочешь отдать мне ее? И это после всего, что я для вас сделал!..
— Да, эта женщина была обещана тебе, — сказал Суйод-хан, но тон его не предвещал ничего доброго. — Ты ее заслужил, и ты получишь ее. Но захочет ли она стать твоей женой после такого твоего «свадебного подарка»? Ведь ты — убийца ее отца!
Он сделал знак рукой, и туг, стоявший рядом с ним, ударил в тамтам. Рокот дробных частых ударов отдался по всем галереям.
А когда эти звуки замолкли, в пагоде несколько мгновений еще царила могильная тишина. Все, кто был здесь, замерли, не дыша.
Внезапно в глубокой нише справа раскрылась дверь, и в сопровождении двух тугов с кинжалами в пагоду вошла Ада. Печальная, но по-прежнему прекрасная, в затканном золотом шелковом одеянии, с жемчужным ожерельем на груди, она остановилась у порога, пораженная открывшейся перед ней картиной.
Взгляд ее с тревогой скользнул по лицам собравшихся, и вдруг она вздрогнула, увидел Тремаль-Найка.
Страшная бледность покрыла ее лицо; она пошатнулась и схватилась руками за сердце, точно удерживая рвущийся из груди крик.
— Ада!.. — с протянутыми руками бросился к ней Тремаль-Найк но она в страхе отпрянула от него.
— Ты сделал то, что обещал, Тремаль-Найк, — громко, со зловещей улыбкой проговорил Суйод-хан. — Ты убил Кориханта, и эта женщина теперь твоя. Как видишь, я сдержал свое слово.
— Ада!.. — снова воскликнул Тремаль-Найк, делая несколько шагов к ней, но она в ужасе еще дальше отступила от него.
Злобная радость была на лице Суйод-хана — он наслаждался этой сценой.
— Ада!.. — с любовью и мукой вскричал Тремаль-Найк. — Не верь этому человеку, он обманывает тебя! Он обманул и меня, не сказав, что капитан Макферсон — это Корихант — твой отец. Я не знал этого и…
— …и Кориханта нет в живых! — торжествующе провозгласил Суйод-хан. — Он мертв, и Кали приняла эту жертву.
— Нет! — яростно вскричал Тремаль-Найк. — Он жив. И очень скоро ты, негодяй, убедишься в этом!..
И тут случилось то, чего ни сам Суйод-хан, ни собравшиеся в пагоде туги совершенно не ожидали. Это обрушилось на них, как гром среди ясного неба, как внезапное землетрясение.
— Вперед! В атаку!.. — прогремел под сводами пагоды властный, привыкший командовать голос.
Страшный залп потряс подземелье, разбудив стоголосое эхо подземных галерей, и вслед за тем взвод солдат со штыками наперевес ворвался из темного коридора в пагоду. С обнаженной саблей в руке их вел капитан Корихант.
Пораженные ужасом, буквально обезумевшие от такой неожиданности, туги даже не пытались обороняться. В панике кинулись они в боковые галереи, оставив на земле несколько трупов.
— Главарь!.. Хватайте их главаря!.. — кричал Корихант.
Но в страшной суматохе, вызванной вторжением солдат, Суйод-хан вскочил и прыжком тигра метнулся в узкий проход, захлопнув за собой тяжелую, окованную железом дверь.
Тщетно пытались открыть или взломать ее подоспевшие в тот же миг солдаты — приклады их карабинов лишь отскакивали от этой несокрушимой двери.
В дыму выстрелов, в толпе ворвавшихся в пагоду солдат, капитан не сразу заметил в страхе прижавшуюся к одной из колонн Аду.
— Дочь моя!.. Наконец-то я вижу тебя!.. — вскричал он, бросаясь к ней с протянутыми руками.
— Отец!.. — прошептала девушка и без чувств упала в его объятия.
Оставшиеся в живых туги разбежались все до единого. Солдаты не преследовали их, опасаясь заблудиться или попасть в засаду в этих таинственных подземных галереях. Но с минуты на минуту, собрав подкрепление, туги могли появиться в пагоде вновь.
— Отступаем! — крикнул Тремаль-Найк. — Нам надо выбраться отсюда, пока они не пришли в себя.
— Да, ты прав, мой храбрый Тремаль-Найк, — сказал капитан, передавая ему на руки так и не пришедшую еще в сознание Аду. — Вот тебе моя дочь — ты заслужил ее. Она навеки твоя!..
И прежним путем, пробираясь по узким подземным галереям, они начали отступать. Приведенные в ужас, рассеянные внезапной атакой, туги даже не пытались преследовать их.
Но в тот момент, когда последние солдаты уже покидали пагоду, посреди которой все так же неколебимо и мрачно возвышалась гигантская фигура Кали, откуда-то из темноты, из каких-то тайных закоулков, вслед им прогремел угрожающий голос Суйод-хана:
— Уходите!.. Но мы еще встретимся в джунглях!..