– Ты куда, Борик? – насторожился Герман.
– Забудь о нашей дружбе, обо всем, что нас связывает, о том, что я Борик. Сейчас, я твоя мама, – он говорил это и глаза его становились больше с каждым словом, а мордочка была такой серьезной, что мысли о его безумии быстро развеялись в голове Германа. Борик вышел за дверь и зашел снова, весь понурый.
– Привет, Германчик, родной мой, иди, обними свою маму, – начал он вживаться в роль.
– Привет… мам… – неловко ответил тот. – Как прошел день?
– Устала как дикобраз, – он рухнул в кресло с протяжным оханьем. – А ты сделал уроки?
– Нет еще.
– О горе мне! – завопил Борик. – Какого балбеса я ращу! Ты хотя бы пирог испек?
– Я не умею, – ответил Герман, которому не очень была по душе такая мама.
– Научимся. Бери список, записывай первый пункт, пирог с яблок, – протараторил Борик своим голосом и пока сын, взбодрившись, записывал первый пункт, мам продолжал ворчать. – Белье одна я стираю, полы мою, пыль вытираю, помог бы кто матери, а стены…
– Что стены? – внимательно глядя на друга, спросил Герман.
– Это ужас. Этот цвет наводит на меня тоску.
– А какой же нужен?
– Не знаю, но хочется чего-нибудь веселенького. Так и запиши.
– Пожалуй, на большее не хватит времени.
– Тогда за работу, сынок. А я пока за краской побежал, – и Борик выбежал из дома.
Список был завершен и наш маленький друг принялся за работу. Много раз он наблюдал, как мама моет полы, так что это казалось ему самым простым. Он быстро нашел тряпку, набрал ведро воды и начал тереть ей пол, но тряпка была такая мокрая, что пол быстро превратился в одну большую лужу. "Должно высохнуть до маминого прихода" – подумал он, глядя на часы, и принялся вытирать пыль. К моменту, когда и это дело подходило к концу, он так надышался пылью, что, не выдержав больше начал чихать. После очередного громкого "апчхи" в дом вбежал Борик с двумя ведрами краски.
– Будь здоров, – хотел сказать он прямо с порога, но, поскользнувшись на свежевымытом полу, упал, запустив одну из ведер с краской прямо в стену. Краска расплескалась по всей стене большой зеленой кляксой, а Герман смотрел на все это, раскрыв рот, и не мог пошевелиться от ужаса.
– Ну да ладно, – проговорил Борик, подняв голову. – Зато одна стена считай готова.
Осознавая, что времени оставалось не много, друзья схватились за кисточки и начали размалевывать остальные стены. Работа кипела. Ежата пыхтели. Краска летела в разные стороны, а когда все стены гостиной были озеленены, они вычеркнули очередной пункт из списка.
Да, не очень аккуратно, да, заляпали всю мебель, но результат то на лицо, вернее сказать на зеленых мордашках юных маляров.
И вот уже добрались они до белья, которого было две корзины.
– Вот ведь взрослые, – начал удивленно Борик, – две корзины и обе наполовину.
Они пересыпали все белье в одну корзину, взгромоздили ее на тележку и помчались в прачечную. А пока загруженное там белье стиралось, они вернулись чтобы завершить свой триумф яблочным пирогом.
Миссис Грей легкой неспешной походкой направлялась в сторону дома.
Вечер медленно распустил свои могучие крылья, желая заключить Чудесный лес в свои объятия. Солнце плавно опускалось к земле, стремясь за горизонт, будто там был его дом, в котором, с нетерпением, родные ждали появления своего любимого. И когда в доме открывалась дверь, и оно входило в него, небо озарялось яркими розово-красными красками радости встречи, после которой двери так же плавно закрывались и свет угасал, оставляя место ночи.
Когда дверь в дом Греев медленно и настороженно открыла его хозяйка, никакого яркого озарения не было. Она стояла на пороге и с ужасом смотрела на все вокруг. Пол был залит водой, жутко пахло краской, очевидно от стен, измазанных в зеленый и фиолетовый цвет, резало глаза от запаха гари, доносящегося из кухни. А из глубины этой комнаты страха, доносилось хныканье маленького непоседливого ежонка. Мама подошла ближе, Герман сидел за диваном, свернувшись в клубок, и плакал.
Пожалуй, главное достоинство всех мам – это понимание. Ты не сказал ни слова, а мама уже все знает, читает все в твоих глазах, наклонах бровей, уголках твоих губ. Мама Германа не была исключением. Она села рядом с хныкающим комочком и начала гладить его. Тогда Герман зарыдал еще сильнее и, расправившись, крепко обнял маму.
– Прости меня, мамочка, – прошептал он.
– Ты хотел сделать мне сюрприз?
– Ага…
– И видимо мыл полы.
– Ага.
– И судя по всему пытался приготовить яблочный пирог, – продолжала спрашивать она, мягко улыбаясь.