Мозг мистера Грибба судорожно бился в панике, ища хоть каплю смысла в этом диалоге.
– Что ты там делаешь? – спросил еж с большей уверенностью.
– Жую.
– Зачем?
– Ну ты и кактус! Если я не буду жевать, то заработаю себе несварение.
Это окончательно вогнало в ступор бедного ежа, какое-то невидимое существо говорило с ним так нагло, если не сказать хамовато, да еще и кактусом обозвало. Взяв себя в руки, он продолжил, уже ставший ему неприятным, разговор.
– Что ты здесь делаешь?
– А это надобно у тебя спросить, – отвечал наглец.
– Кто ты? – начал по новой мистер Грибб.
– Я грибной червь, весьма благородных кровей, вероятно, что и королевских.
– "Уже лучше", – подумал еж, а вслух спросил. – Что ты тут делаешь? В смысле, как оказался в моем доме?
– Сам не знаю, – признался червь. – Сижу я, понимаешь, дома, никого не трогаю, вдруг какой-то идиот спиливает мой дом и уносит меня сюда, ответил он, проделав дыру в грибной подушке, и на поверхности появился зеленый лупоглазый червячок. Пристально посмотрев на покрасневшего от стыда ежа, он спросил: – А ты случайно ничего об этом не знаешь?
– К сожалению, я и есть тот идиот, – ответил мистер Грибб, виновато склонив голову.
– То-то, мне твоя морда сразу не понравилась.
От этих слов интеллигентнейший мистер Грибб сконфузился еще больше, ему было неудобно за разрушенный им дом червяка и в то же время столь наглое поведение вызывало у учителя, имеющего железное самообладание, нервозность и даже гнев.
Заметив это в хозяине дома, нахал расплылся в широкой улыбке и мягко проговорил:
– Да ладно, не дрейфь… поживу у тебя пока, – от этих слов ежу совсем стало дурно.
– Нет уж дружок! – воскликнул он, и схватив червяка, направился к выходу. – Я могу стерпеть многое, но подобного хамства в своем доме не потерплю. Сейчас я найду гриб еще больше того, что спилил и это будет твой новый дом. Ты мне еще спасибо скажешь.
– Да ты чего такой колючий? Обиделся что ли? Это ж я не со зла, еж, – начал оправдываться червяк когда они подошли к входной двери, он бившийся в лапах ежа в панике завопил.
– Неет! Не делай этого со мной, как же ты не понимаешь, что я теперь не найду себе дом. – Сказал он это и заплакал в отчаянии.
– Это почему же еще?
– Потому что все эти грибы уже заняты другими. А мой срубил ты! И теперь я остался без жилья, без крыши над головой. Когда пойдет дождь, я буду барахтаться в лужах и, не сопротивляясь, плыть по течению в какую-нибудь глубокую канаву, а когда буду тонуть, простону твое имя. – Харитон перестал плакать на мгновение. – Как, кстати, тебя зовут?
– Мистер Грибб.
– Ну и дал же бог имечко, – прокомментировал червяк и продолжил причитать. – И когда я буду тонуть, я простону… – и он будто набрав в рот воды, протянул, – Мыстыр Хрыыып, – затем Харитон закатил глаза и, будто потеряв сознание, свесился с лапы ежа.
Мистер Грибб присел на ступеньку лестницы на второй этаж и, задумавшись, посмотрел на своего гостя. Харитон же открыл глаза и умоляюще посмотрел на него.
– Ладно, поживешь пока у меня. Но только без хамства и твоей этой наглости, а не то, я найду ту самую канаву и ты даже не то что мистер Грибб, а даже "сэр" не успеешь сказать.
– Спасибо сэр мистер Грибб, – сказал Харитон и прижался к лапе ежа.
В голове мистера Грибба царил хаос. Локомотив, сорвавшийся с рельс, все дальше и дальше удалялся от железной дороги, пока вся его размеренная жизнь трещала по швам.
А в комнате на его прикроватном столе одиноко лежал его последний рисунок, с ежиком в ночном колпаке, тихо спящим на красивом большом грибе, в шляпке которого едва можно было различить маленькую дырочку и два озорных огонька смотрящих из глубины гриба.
Глава 6. Дедушка Леонард
После долгой волшебной ночи, проведенной всей семьей Грей в комнате Германа, наступило прекрасное утро. Все члены семьи просыпались, глядя друг на друга, улыбаясь и со смехом вспоминая те нелепые обстоятельства, которые их сюда привели. А может это и есть судьба, когда что-то идет не совсем так, или может, совсем не так, как было запланировано, приводя в итоге к самым неожиданным, непредсказуемым, порой удивительным последствиям. Если это и вправду она, то ее любовь к Герману очевидна.
Проснувшись самым последним, он сразу увидел довольные улыбки братьев и сестер, которые пожелали ему доброго утра, поспешно убирая за собой спальные места. Как не хотелось ему вставать! Казалось, ночь пролетела одним мгновением. Он тер глаза, нежился в кровати, заразительно зевал, натягивая одеяло до ушей, такого прекрасного утра невозможно испортить ничем, думал он, зевая в очередной раз чуть ли не до вывиха челюсти. А когда он закончил и открыл глаза, то над ним стоял грозного вида папа. Брови его были нахмурены, руки уперты в бока, пристальный взгляд осуждал и ругал сильнее всяких слов. Суровый вид сглаживала лишь розовая рубашка, надетая на нем.