– Можно я попробую? – спросил Борик, после того как Вениамина привели в чувство.
– Пожалуйста, – разрешил учитель.
Борик повторил все в точности за его предшественником. Он зеленел, синел, краснел, напрягаясь что было сил, но вместо того чтобы запустить иглу в яблоко, он с протяжным громыханием пукнул, да так, что трава вокруг него прижалась к земле, а у еле оклемавшегося Вениамина подкосило ноги, закатились глаза, и он вновь упал на траву.
Все начали хохотать, а Борик с виноватым видом мило улыбнулся.
– Пардон, – извинился он.
Поняв, что больше сегодня своих учеников мистер Грибб ничему не научит, он закончил урок и отпустил всех домой.
– Чем собираешься заниматься? – спросил Борик у друга, когда они вместе шли в сторону дома.
– Папа отправил меня помогать дедушке в саду. Тот еще денек предстоит.
– А я наоборот люблю помогать дедушке, он у меня такой славный, если не считать того, что он вечно треплет меня за щеки и называет своим пузанчиком. Но в качестве компенсации, всегда дает что-нибудь сладенькое.
– Повезло. Мой только ворчит, либо молчит. Он даже на праздники к нам не приходит. Все время проводит в своем саду.
– Может он обиделся на тебя? – предположил Борик.
– За что это?
– За то, что редко к нему приходишь.
– Ну не знаю, папа говорит, что он всегда был таким.
– А ты спроси его сам.
После этих слов друзья распрощались и разошлись в разные стороны. Герман направился мимо своего дома прямиком к ручью, у которого они с Бориком любили сидеть, пуская кораблики или просто кидая камешки. Ручей этот был довольно широким и глубоким. Он пересекал всю деревню, уходя вглубь леса, а летом пересыхал, оставляя после себя глубокую борозду, которая вновь наполнялась водой после каждого дождя. Так как он делил деревню почти пополам, а перепрыгнуть его сумел бы, пожалуй, только заяц, предприимчивые ежи наделали крепких мостов для перехода на другую сторону и обратно.
Дедушка Германа, Леонард, как раз жил на другом берегу ручья. Дом у него был совсем не большой, но вполне уютный для проживания одному. На заднем дворе располагался огромных размеров сад, который состоял как из открытых клумб, так и закрытых оранжерей. Леонард очень любил цветы, и все время проводил в оранжереях.
На подходе к дому стоял сладкий цветочный аромат, в самом же доме было тихо и темно, Герман постучал, но так и не получив ответа, прильнул лицом к окну, посмотреть есть ли кто дома.
Не увидев ничего и никого, кроме грязной посуды, составленной в раковине, паутине в углах и слои пыли на мебели, ежик направился на задний двор, откуда и исходил чарующий и манящий аромат.
Сад был действительно огромен и огражден высоким забором с грубой, но четкой надписью на табличке "Убирайтесь! Частная собственность". Из-за забора виднелись огромные цветы на толстых стеблях, они тянулись к солнцу, и, возвышаясь над крышей дома, плавно качали головами под музыку ветра.
Герман отворил калитку и невольно раскрыл рот от удивления. Никогда в жизни он не видел ничего подобного. Все в буквальном смысле было в цветах, забор, который снаружи был серый и неприглядный, внутри покрывался вьющейся зеленью с маленькими цветочками цветов радуги, а впереди располагалась красивейшая клумба, как пирог разрезанная тремя прямыми тропинками на равные части. Тропинки эти вели к трем крытым оранжереям, сквозь мутные стекла которых виднелась лишь яркая, сочная зелень с красными, розовыми и желтыми вкраплениями. Окно крыши одной оранжереи было приоткрыто, и через него струился густой голубой дымок, переливающийся то в розовый, то в оранжевый цвет. Туда и решил войти ежонок.
Воздух внутри был такой влажный, что казалось, что можно его пить, от ярких красок пестрило в глазах, а сладкий запах, очевидно, доносящийся с другого конца оранжереи, где стоял тот самый розово-оранжево-голубой дымок, привносил во влажный воздух аромат лимонада, вкус которого наполнил рот и нос Германа уже к середине пути.
Ежик медленно шел по тропинке, с удивлением оглядываясь по сторонам. Некоторые цветы при виде его, будто приветственно махали ему листьями, некоторые отворачивались, а другие стыдливо становились красными, закрывая свои бутоны огромными листьями. За последним колючим извилистым кустарником он разглядел ежа. Герман подкрался поближе, чтобы лучше его разглядеть. Это был пожилой еж, крупных размеров, одетый в фартук и трусы в красный горошек. Он стоял у плиты, что-то бормоча себе под нос, он помешивал в бурлящей кастрюле, периодически подсыпая какую-то зелень, от которой дымок приобретал новый цвет и аромат. По всем описаниям родителей, это был дедушка Леонард, которого Герман видел лишь пару раз, да и в тот раз он был очень мал, чтобы его запомнить, а встреча была настолько скоротечна, что зевая, он мог его просто не заметить.