Ежик подошел чуть ближе и попытался отогнуть ветку, мешавшую обзору, но стоило ему к ней только прикоснуться, как все растение затряслось и зашелестело.
Еж у плиты резко обернулся и скрипучим голосом завопил:
– Что?! Кто?! – к этим крикам добавились другие, когда он, задев локтем кастрюлю, уронил ее прямо на пол.
– Ах ты ежовый хмель! Тысяча шмелей! Ты что читать не умеешь?! Это частная собственность! Выпороть бы тебя как следует! – он кричал, а ежик весь бледный стоял как вкопанный и не мог пошевелить ни ртом, ни лапами. Он судорожно искал у себя в голове хоть что-то полезное для выхода из подобной ситуации, но память издевательски повторила ему слова Борика о своем дедушке, от которых в воображении у Германа разыгралась сцена, где этот старый, злой еж с силой теребит его за щеки, приговаривая: "ах ты мой ежовый хмель". Герман уже не слушал проклятий, что сыпал на него дед, и, поняв, что встреча не задалась, побежал со всех ног прочь.
Леонард, накричавшись вдоволь, поднял кастрюлю и поставил ее на плиту, где в маленьком зеркале напротив, увидел свое отражение. Брови нахмурены, волчий оскал, бешеные глаза, дыбом седые иголки. Одним словом монстр. Лицо его смягчилось, он присел на табурет стоявший рядом и, поняв что перегнул палку, начал то корить, то оправдывать себя, винив глупого юнца в розовой рубашке.
Когда здравый смысл, наконец, преодолел завесу ужасного ханжества, Леонард отправился на поиски ежонка, – "хоть проверю все ли в порядке, а не то вдруг заикается до сих пор", – думал он, закрывая калитку на тяжелый замок.
Уже давно он не выходил за пределы своих владений. Ни нужды, ни желания в этом у него не было. Продукты ему, как и всем пожилым ежам, доставляли работники хранилища, что касается одежды, то стирал он ее сам, прямо у себя в саду, а так как почти не выходил, то и из одежды были лишь пара домашних комплектов и входной костюм, который, отряхнув от пыли, он надел и сейчас. Выйдя на улицу, где ничего не изменилось с последнего его пребывания здесь, да и за последние несколько лет ничего не изменилось, он направился в сторону начальной школы. Вряд ли этот мальчуган был старше для того чтобы перейти в высшую школу, а если так, то мистер Грибб, без труда должен опознать владельца столь приметной розовой рубахи.
Мистер Грибб сидел за своим столом. Подперев голову лапами, он мирно посапывал, пока глаза его находились в полуоткрытом состоянии.
– Добрый день, мистер Грибб, проскрипел Леонард, отчего учитель вздрогнул и подняв голову, удивленно посмотрел на посетителя.
– Здравствуйте Леонард. Какими судьбами?
– Меня интересует, не у вас ли учится любопытный юнец в розовой рубашке? – глаза учителя еще больше расширились от удивления.
– У меня. И если я вас правильно понял, это ваш внук Герман.
Леонард сконфузился на мгновение, но виду не подал.
– Да конечно. Я что, по-вашему, внука своего не узнаю? Я бы хотел поинтересоваться, как он учится? – выкрутился дедушка.
– Учится хорошо, усваивает все… – мистер Грибб начал было вдохновенно рассказывать об успехах внука его деду, согласитесь ведь всегда приятно сказать о ком-то что-то приятное, особенно близкому родственнику, как тот быстро перебил его.
– Ну вот и славненько! Всего вам хорошего! – и он спешно покинул школу, оставив мистера Грибба в еще большем замешательстве.
Неожиданный результат поисков застал врасплох старого скрягу Леонарда, который, уже смирившись с тем, что обидел ежонка, теперь вновь весь горел от стыда. Мало того что он даже не узнал своего внука, он еще и обрушил на него весь свой гнев. И чем ближе подходил он к дому своего сына, тем сильнее было чувство стыда, пока, наконец, совсем отчаявшись, он не развернулся и не побрел домой.
Вернувшись в свое логово, Леонард быстро избавился от костюма, который сегодня жал еще больше, нашел ручку, совершенно чистый и не мятый лист бумаги и принялся писать письмо Герману.
Весь оставшийся день Герман проходил хмурнее тучи. Из головы никак не выходил чудесный сад, прекраснее которого он никогда ничего не видел, а теперь и вовсе не знал, увидит ли вновь. Горестным осадком сложилась встреча с дедушкой, как бы он хотел, чтобы у него был добрый и ласковый дедуля, который бы баловал его, играл с ним, трепал за щеки, давая разные задорные прозвища, а не засыпал бы ругательствами и прогонял вон со своей частной собственности.