Размахнувшись, Тайка бросила липкий комок прямо в середину птичьей стаи. «Фр-р-р!» — пернатые нахлебники разлетелись в разные стороны. Посреди корыта остался сидеть только один… она не поверила своим глазам:
— Пушок?! Ты-то здесь откуда взялся?
— Тая, я прилип. — Коловерша дернулся, едва не перевернув корыто.
— Погоди, сейчас помогу. У тебя хвост в трещину попал, ты не прилип, а застрял. — Она помогла Пушку освободиться, но несколькими рыжими перьями пришлось пожертвовать.
— Мне стра-а-ашно, — коловерша вцепился в нее когтями. — Спрячь меня, Тая! Ужасный Алконост, кем бы он ни был, меня ище-е-ет…
Тайка достала из рюкзака спальный мешок и кивнула Пушку:
— Полезай туда. Там тебя не найдут.
Тот не заставил себя долго упрашивать: уркнул, юркнул в теплую темноту и затих. Надо сказать, очень вовремя — Тайка подняла взгляд и ойкнула от неожиданности, встретившись лицом к лицу с огромной грозной птицей, которая появилась совершенно бесшумно.
Птица, которая смеётся - 2
Прежде она думала, что Алконост вырастает размером с тетерева, но этот — вернее будет сказать, эта — птица была раза в два больше самой Тайки.
Эх, красивая! Перышки белые, пятнышки черные, косы девичьи толстые, блестящие, как вороново крыло. Глаза золотые, теплые, в обрамлении густых пушистых ресниц, носик пуговкой, губы алые, как рябиновые ягоды.
— Здрасьте! — в восхищении выдохнула Тайка, и из ее рта вырвалось облачко пара: к ночи стало холодать.
— Угощаешь али что? — Птица усмехнулась.
— Вроде того. Говорят, вы жар-кашу любите…
Красивое девичье лицо Алконоста сморщилось, и птица заливисто-озорно рассмеялась. От ее громкого хохота аж уши заложило. Что делать дальше, Тайка, признаться, не знала, поэтому надеялась, что Кира проснется, но кричи не кричи, а храп кикиморы тише не стал.
— Ты мне зубы-то не заговаривай. — Птица сурово зыркнула из-под резких, будто углем очерченных бровей. — Думаешь, я не ведаю, что людям надобно? Поймать меня хочешь да на ярмарке продать. Али стребовать, чтобы я твое желание исполнила. Злата попросить, серебра, коня доброго богатырского, меч волшебный, суженого-ряженого… Признаюсь, девиц я среди охотников редко встречала. В основном парни приходят. Но все вы, смертные, одинаково алчные…
— А вот и не угадала, — Тайка надула губы. — Меч у меня есть уже. Денег мне не надо. И коня тоже. Захочу, меня Гринька на мотоцикле покатает. А суженых — пф, вот еще не хватало! Себе забери.
— Ага, значит, красы неземной хочешь. А то ишь какая страшная да чумазая!
— Может, и чумазая, но вовсе не страшная. — Тайка мысленно помянула недобрым словом банника Серафима и его «панду». Она ведь так и позабыла умыться.
— Зачем же тогда звала-манила? — усмехнулась птица. — Неужто мои шутки-прибаутки послушать решила? Я, между прочим, у самого дивьего царя раньше служила, кажный день его подданных смешила. Но потом пара молодцов от смеха лопнули, а воевода — тот вообще чуть не потрескался. Разгневался тогда царь-батюшка, велел меня казнить. Пришлось ноги — то есть крылья — уносить.
— Правда? — ахнула Тайка.
Нет, ну а мало ли? Всякие чудеса в волшебной стране случаются.
Птица наклонилась к ее уху, со всей мочи гаркнула:
— Шутка!!! — и опять зашлась смехом.
М-да, юмор у нее был так себе…
— А хочешь еще одну историю расскажу? Невестка подметала, из сил выбилась, устала. Только присела, тут свекровь налетела: «Чего прохлаждаешься, эй? Иди, огород полей». Та ей в ответ речет: «Мама, но на улице же дождь идет». А свекровь не унимается, гляди: «Ну так ты плащик накинь и иди!» — Птица снова захихикала, но, увидев, что Тайка не смеется, нахмурилась. — Чегой-то тебе не весело, девица?
— А должно быть? — удивилась Тайка. — По-моему, очень грустная история. Разве это хорошо, когда люди друг к другу придираются по пустякам?
Птица на мгновение задумалась, но в следующий момент опять заворковала:
— Так, вот получше прибаутку вспомнила. Спрашивает жена у мужа в тиши: «Дорогой, а у меня глазоньки хороши?» «Хороши», — отвечает муж. «А косоньки хороши?» — «Ой, хороши!» — «Ну а носик-то? Красивый, али как?» — И тут муж-дурак ей и говорит: «Погоди! Сама на себя иди да погляди. Зачем спрашиваешь-маешься? Неужто в зеркале не отражаешься?»… Чего, опять не смешно?
Тайка почесала в затылке.
— Это про упырицу, что ли?
— О, ты поняла, надо же! Но все равно не улыбнулась, эх… — Птица всхлипнула и вытерла нос крылом. — Почему никто не смеется от моих шу-у-уток? Это нечестно! Я хочу, чтобы все радовались!