— Уже бегу. — Голос Марфы из несчастного вдруг стал на удивление бодрым. — Не беспокойся, ведьма, все будет сделано!
Тайка, кивнув, повесила трубку. Вообще это ей стоило сейчас успокаивать мавку, а не наоборот. Но упрекать себя в душевной черствости — только делу вредить. Будет еще время поплакаться в жилетку.
— Таюша! Ты где там застряла? — раздался из комнаты голос матери. — Давайте, что ли, чайку попьем с шарлоткой? Ткни там кнопку на чайнике!
Они засиделись допоздна, Сергей ушел к себе только ближе к полуночи (ему-то хорошо, он в отпуске, а вот маме завтра на работу рано вставать).
Тайка дождалась, пока мать заснет, и после этого собрала у себя в комнате военный совет.
До этого ей, правда, пришлось основательно обыскать квартиру. И ведь как в воду глядела: колдун с десятого этажа подбросил чары не только под кровать, он успел обновить оберег над дверью, а еще один — поменьше — оставил за зеркалом в ванной. Текст на всех трех записках казался разным, но буквы были все такие же странные — угловатые и будто бы злые какие-то: пока не порвешь бумажку — пальцы так и щиплет.
***
Когда друзья расселись по местам, Марфа сообщила, что задание выполнила, а теперь отстаньте от нее все, — залезла под одеяло прямо в одежде и свернулась калачиком — только нос наружу торчать и остался. От ужина она отказалась, от пирога тоже.
— А можно тогда мне два куска? — тут же оживился Пушок.
Но Тайка, погрозив ему пальцем, разделила остатки поровну между коловершей и Берендеем. Бедняга домовой так исхудал за время своего житья-бытья у мусоропровода, что теперь его надо было серьезно откармливать.
— Ну, рассказывай, чего видел? — Она поставила перед Пушком тарелку с шарлоткой и налила молока в блюдечко.
Тайка ожидала, что коловерша, по обыкновению, начнет кичиться своими подвигами, но тот вдруг плаксиво запричитал:
— Ох, Тая, чую, дело пахнет керосином! В общем, у этого хмыря колдунского окно было настежь открыто. Я обрадовался, влетел с наскоку и-и-и… шишку набил, смотри! — он наклонил голову. Под вечно торчащим вверх хохолком и впрямь виднелась изрядная припухлость.
— Бедный! Может, лед приложить?
— Ах, поздно… — Пушок закатил глаза к потолку. — Я был ранен во время опасной разведывательной миссии, а мне даже второй кусок шарлотки не дали. Теперь уже ничего не поможет! Помру во цвете лет…
— А я-то думала завтра пирог с вишней испечь. То есть на тебя не рассчитывать?
Тайка старательно сдерживала усмешку. Она знала: перед таким искушением коловерша ни за что не устоит. И не ошиблась:
— Хм… ну, я вроде уже немного лучше себя чувствую. Может, до завтра еще дотяну, — Пушок встрепенулся и тут же заохал: — Ой-ой, или нет… головушка моя, головушка!
— Так, — Тайка резко встала с кровати. — Давай я все-таки принесу лед.
Когда холодный компресс с горем пополам примотали к макушке, вид у коловерши стал и впрямь как у раненого бойца. Пушок, осознав, что выглядит достаточно несчастным, наныл себе еще половину Тайкиной порции и только после этого соизволил продолжить рассказ:
— В общем — бац! — хлопнулся я башкой. В глазах потемнело, как ночью! И — знаешь такое выражение: «искры из глаз посыпались»? Так вот, это не преувеличение. Я их сам видел! Так бы упал бесславно, и плакали бы мои перышки, но, к счастью, тут сквозняком штору наружу выдуло, и я в последний момент успел в нее вцепиться. Но повис вниз головой, как летучая мышь, представляешь?
— Жутеньки какие! — ахнул Берендей, но, сразу опомнившись, понизил голос до шепота. — Извиняйте, время уж позднее, орать в голос негоже. Просто как представлю… бр-р-р, тошно делается! К чему я так и не смог привыкнуть, так это к высоте. В деревне-то дома низенькие…
— Ага, мне на десятом этаже тоже немного неуютно, — Тайка ободряюще кивнула, чтобы Берендей знал — он не одинок в своем страхе.
А вот Пушок, наоборот, презрительно фыркнул. Конечно, ему-то чего бояться: у него крылья!
— В общем, Тая, сомнений быть не может: колдун он! И живет в колдунском логове. Книжек всяких по магии — тьма-тьмущая, свечи кругом понатыканы, скатерть черная и вот такая же записочка прямо ножом к стенке пришпилена, — коловерша говорил замогильным голосом — таким только страшные истории как раз в навью седмицу рассказывать.