— Ну что, довольна?
Только добежав до Тайки, чародей отнял от лица тряпицу.
Она кивнула и, шмыгнув носом, попросила:
— Отнеси его в дом, пожалуйста.
— Лис, спаси, Лис, отнеси… я вам что, «скорая помощь»? — проворчал Кощеевич и, поймав на себе изумленный взгляд Тайки, добавил: — Эй, чего ты на меня так вытаращилась? Я, между прочим, несколько месяцев в Дивнозёрье прожил, кой-чего успел о вас, смертных, узнать…
Уже в заброшенном доме, когда чародей, сгрузив раненого на кровать, утирал выступивший на лбу пот, Тайка, обессиленно привалившись виском к его плечу, выдохнула:
— Спасибо тебе, Лис. За все.
Тот, замерев, уставился на нее в таком неподдельном удивлении, что Тайке даже стало немного не по себе: его что, раньше вообще никогда не благодарили?
***
До рассвета оставалось не больше пары часов. В доме на окраине Дивнозёрья в этот поздний час никто не спал (еще бы, заснешь после такой встряски!), но тишина, царившая вокруг, казалась Тайке неестественной — будто бы в уши набили ваты. Если кто-то с ней заговаривал, то непременно делал это страшным шепотом. Все старались ходить на цыпочках — так, чтобы и половица не скрипнула. А собаки, устроившиеся возле кровати Яромира, то и дело начинали тоскливо скулить или вовсе выть, словно по покойнику. Тайке даже пришлось на них пару раз прикрикнуть, чтобы умолкли.
Казалось, что все, кроме нее, уже сдались и смирились с тем, что дивий воин не доживет до утра. Ну, ладно, может, еще Марьяна надеялась. По крайней мере, именно она притащила в комнату таз с талым снегом и тряпицу, а после молвила тихо и хрипло:
— Вот. Надо бы жар сбить… Вдруг поможет?
— Угу. Что еще мы можем для него сделать?
— Молиться и надеяться…
Прежде чем вытьянка тихонько выскользнула за дверь, Тайка успела разглядеть глубокие резкие тени на ее бледном полупрозрачном лице, скорбно поджатые губы и влажный блеск в глазах. Да, Марьяна определенно надеялась, но, кажется, совсем не верила в лучшее. Тогда Тайка решила, что одна будет верить за всех — до самого последнего мига.
Она развязала жесткий кожаный ремешок, которым дивий воин подхватывал волосы, убрала с его высокого лба налипшие светлые пряди и наложила холодный компресс. Несколько капель талой воды стекли по виску и впитались в ткань наволочки.
На лице Яромира, так же, как и в бою, застыло выражение суровой решимости. И в этом Тайке чудился добрый знак: наверное, дивий воин даже сейчас не прекращает бороться за жизнь.
Следы от упыриного укуса на руке пониже локтя выглядели неважно. Края ранок покраснели и припухли, кожа вокруг покрылась сеточкой лопнувших сосудов — похоже, начиналось воспаление. В шкафчике Тайка нашла полупустой пузырек зеленки и, решив, что хуже в любом случае не будет, щедро намазала место укуса, а потом и каждую царапинку, которую нашла. Дивий воин местами стал похож на тигра с зелеными полосками. Небось, увидел бы себя в зеркале — разорался бы!
Мара Моревна (2)
Чтобы добраться до правого плеча, Тайке пришлось разорвать рукав его рубахи. Там обнаружилась грязная сбившаяся повязка с застарелыми следами крови и еще одна воспаленная рана. Подозрения оправдались: Горыныч его все-таки цапнул, а этот герой, как всегда, никому ничего не сказал. Вот же любитель играть в молчанку!
В сердцах Тайка выплеснула всю оставшуюся зеленку на плечо. Ее губы задрожали.
— Ну и дурак же ты, — обвиняюще сказала она Яромиру, хотя дивий воин все еще лежал в беспамятстве и вряд ли мог ее слышать. — Вредный и упрямый ослище! Кто тебя вообще просил жертвовать собой?! А, ну да, конечно, — это был царь Радосвет… ух, так и надавала бы по шее вам обоим!
Из глаз брызнули злые горькие слезы. Несколько капель упали на щеку Яромира, и Тайка затаила дыхание: а ну как случится чудо? В сказках, помнится, бывало, что околдованный молодец приходил в себя, если над ним рыдала красна девица. Но в жизни вечно все шло не так, как в сказке.
Немного порыдав (тихо, чтобы никто не слышал), Тайка все же взяла себя в руки и вытерла глаза. Рано еще горевать. Ну-ка, что там в бабкиной тетрадке про слюну упыря говорится? Так-так-так. «На навьей седмице укус всегда смертелен»… Тетрадка, отлетев, ударилась о стену.
— Только не вздумай умирать, слышишь?! — Она тряхнула Яромира за плечи. — Я обзываться больше не стану, честное слово! И спорить тоже, хочешь? Слушаться тебя буду. И по алгебре пятерку в году получу! Ну что мне еще сделать, чтобы ты очнулся?
Чья-то легкая рука легла на ее плечо, и Тайка вздрогнула:
— Ой! Матушка Осень! Я не заметила, как вы вошли.
— А я и не входила, — старая ведунья сняла с головы капюшон, сплошь покрытый капельками дождя, — с самого начала здесь была. Смотрела, что ты делать станешь. Пригодился, стало быть, мой цветок?