—Ну как служба идет? — спросил политрук.
—Нормально.
—Секретарь комитета комсомола сказал мне, что обязанности комсорга вашего полка возложены на вас.
—Возложить-то возложили, товарищ политрук, но из этого получился только конфуз.
—Какой еще конфуз?
—Когда я сказал на комсомольском собрании о моем назначении, ребята ответили, что это не по уставу. Пришлось тут же исправлять ошибку. Выбрали комсоргом меня, и все уладилось. Но покраснеть перед этим пришлось основательно.
—Как же это он допустил такую ошибку?
—Да вы не расстраивайтесь, товарищ политрук, все уже уладилось, и дела теперь пошли, как следует,— и я рассказал о шефстве над комсомольцами первой Балаклавской школы, о взятых нами обязательствах по укреплению позиции нашего поста и, наконец, о том, что из комсомольских поручений удалось мне выполнить.
—Хорошие ребята у вас подобрались,— политрук немного помолчал, а потом добавил:— Как ведет себя сигнальщик Сугако?
Вопрос показался мне необычным. Почему политрук заинтересовался именно Лефером? Неужели кто-нибудь из наших мог сообщить ему что-либо порочащее Сугако? Вряд ли. Да и не было ничего такого, что могло бы обратить на себя внимание. Ну разве что некоторая обособленность и какие-то туманные рассуждения Сугако о судьбе человека. Ну так и что? Я так и сказал политруку. А потом добавил:
—Но зато, видели бы вы, с каким воодушевлением он работает.
—Это хорошо, что парень проявляет себя в труде. Но вам следует знать, что родители у него баптисты и в свое время так заморочили парню голову, что он даже бросил школу. А это значит, что так быстро освободиться от религиозного мусора он не мог, что это остается надолго. И наш долг помочь ему побыстрее очиститься от этого хлама.
Вот оно оказалось в чем дело. Откуда у политрука такая подробная информация? Наверное, из характеристики, присланной из местного военкомата. Никто другой знать об этом, конечно, не мог.
—Ему об этом говорить не следует,— добавил политрук.— Парень он впечатлительный и может не на шутку обидеться.
Я это и сам понимал и поэтому ответил:
—Обидчивости у него хоть отбавляй. Для меня это стало особенно ясно после того, как сказал ему о благодарности.
—Да вот еще что. Не забывайте о силе хорошего примера. Больше наглядности в воспитательной работе.
—Это мы учтем, товарищ политрук. Но как все это доставить на пост?— тут я решил воспользоваться хорошим настроением политрука и попытаться выпросить у него какой-нибудь транспорт.
—Газеты и письма?
—Так если бы только газеты и письма, а то у меня там еще целый комплект саперного оборудования— лом, кирка и лопата, дюжина радиотелеграфных ключей и столько же наушников.
—Гм. Столько донести на себе, конечно, нелегко. Посидите здесь, а я тем временем попытаюсь кое-что узнать.
Прошло около двадцати минут. За это время я успел перелистать последний номер журнала «Наука и техника» и даже прочитать статью о будущем реактивной техники. Вернулся политрук и сообщил, что меня ждет мотоцикл и что я могу собираться в путь. Молодчина все-таки политрук: он не только может по душам поговорить с подчиненным, но и помочь ему.
Во дворе штаба дивизиона уже стоял готовый к отъезду мотоцикл. Водитель его Саша Переверзев в шлеме танкиста и кожаных перчатках, увидев меня, сказал:
—Аристократы, да и только. Пешочком пройтись мы уже не желаем.
—Ты забыл, как недавно пришлось тебе нести груз на гору?— спросил я Переверзева.
—Так это ж груз.
—Ну вот сейчас я вынесу все, что нужно доставить на пост, и тогда посмотрим, что ты скажешь про мой груз.
Я принес из радиорубки саперные инструменты, ключи, наушники и погрузил их в коляску. Туда же положил газеты, письма и бланки боевых листков.
—Ну что ты теперь скажешь, можно все это донести одному человеку?
Переверзев молча завел мотоцикл и, форсируя подачу горючего, сказал:
—Садись на заднее сиденье и поехали.
Апрельское солнце уже давало знать о себе все сильнее и сильнее. Если бы мне пришлось добираться до поста пешком, моя рабочая одежда не раз бы успела и пропитаться потом, и высохнуть. На мотоцикле же, который шел со скоростью восьмидесяти километров в час, ощущение было такое, как будто ты стоишь на возвышенности, обдуваемой свежим ветром. Чтобы ленты бескозырки не хлестали меня по лицу, я связал концы их под подбородком. Вскоре показался Ванкой, а за ним и Балаклава.
—Лихо ты ездишь, Саша,— сказал я ему, выгружая свое имущество.— Двенадцать минут и, смотришь, мы уже па месте. А ты расстраивался.