—Бэры на кухню. Тут бильшэ, чым у Лученка.
—Спасибо, Петя, и за это.
—Нэма за що.
Когда я пришел на кухню, вода в кастрюле кипела так, что заливала огонь. Пошли в ход картофель, а через некоторое время и лавровый лист. Под конец была опорожнена банка консервированной говядины. По первоначальному замыслу заключительным кулинарным аккордом должна быть приправа. Я отмел в сторону все устоявшиеся в этой части каноны и приготовил приправу по-особому: нарезал мелкими кусочками сало и чеснок, растолок эту массу пестиком, добавил немного измельченного в порошок красного перца и тщательно все перемешал. Половину приготовленной массы израсходовал как приправу, оставшуюся же часть употребил для приготовления бутербродов. Ну вот, пожалуй, и все. Нет, не все. У нас же есть украинская домашняя колбаса. Я нарезал ее ломтиками и на каждый бутерброд положил по два кусочка. Вот теперь все. Остается подать команду: «Кушать подано». Для этой цели рядом с кухней был подвешен обломок металлической пластины. Двенадцать склянок (двенадцать ударов по металлической пластине) оповестили о готовности ужина.
—Пожалуйста, дорогие сослуживцы, садитесь за стол. Это место для Пети Музыченко,— говорил я ребятам.— Сегодня он у нас вроде именинника. Правда, Петя?
—Та годи тоби, Мыколо.
—Что это?— удивился Лев Яковлевич.
—Блюдо по-Музыченко,— ответил я.
—Трипло ты, Мыколо,— обиделся Музыченко.— Знав бы, ничого нэ дав бы.
—Не трогай ты его, а то заберет все, что дал, обратно,— догадался, о чем идет речь, Лев Яковлевич.— А суп, или как его назвать, что надо.
—Если есть из чего — и дурак кашу сварит,— не согласился Звягинцев.
Этого я не ожидал даже от Семена. Столько старания и, выходит, все напрасно. Да нет же, я был уверен, что суп получился великолепный. А сказал Звягинцев так потому, что любит говорить наперекор. Даже обидевшийся на меня Музыченко, и тот решил защитить меня:
—Трипло ты, Сэмэнэ. Чого ж ты вчора нэ зварыв такого, як Мыкола? А було з чого.
Звягинцев, несмотря на то, что фактически осудил мое искусство в кулинарии, попросил добавки.
—Що, такый смачный? Щэ закортило?— съязвил Музыченко.
После супа были поданы бутерброды с растолченным салом, чесноком, перцем, а сверху еще и двумя кружочками украинской домашней колбасы. Первому я подал бутерброд (и не с двумя, а тремя кружочками колбасы) Музыченко.
—Петру Ивановичу,— сказал я почтительно,— особый бутерброд, так как все это из его посылки.
Музыченко промолчал, но по его тихой улыбке я понял, что он всем этим доволен. На этот раз даже Звягинцев не мог удержаться от восторга:
—Вот это да! К рюмочке бы такую закуску. Да ей бы цены не было.
Все сошлись на том, что ужин сегодня был почти праздничным. Я радовался, что у всех появилось хорошее настроение.
—Вот теперь можно и закурить,— сказал Звягинцев, доставая кисет.
Потянулись к своим запасам махорки и остальные. И, как водится, в такие минуты начинается беседа о том, кто и что видел или слышал от других, какие диковинные случаи были в жизни рассказчика, и вообще как много в мире вещей, которым человек никогда не перестает удивляться.
—А вот я расскажу вам такое, чего вы наверняка не то, что не слышали, но даже не поверите,— заинтриговал всех Демидченко.— Как, по-вашему, какой мех самый дорогой?
—Из каракульских ягнят,— авторитетно заявил Музыченко.— Та щэ з бобрив та горностайив.
—Куда ты со своими бобрами,— возразил Звягинцев.— Соболю нет равных среди зверей.
—А по-моему, дело не в бобрах и не в соболях, а в том, кто и как выделывает мех,— заявил Лев Яковлевич.— Мой дядя может сделать из шкур простых дворняжек такой мех и потом пошить такую шубу, что ее не постесняется носить самая шикарная баба.
—Мастерство— это вопрос другой. А мы говорим, сколько стоит какой мех. Так вот,— продолжил Демидченко,— можете вы себе представить шубу, которая стоит, как ванна из чистого золота?
—Ты, командир, маленько того,— не согласился Лев Яковлевич.— В Одессе бы знали про такую шубу.
—Выходит, нет.
—Командир, ты не знаешь моего дяди.
—Да причем тут твой дядя? Разговор идет про ценный мех.