—Валерий, а почему вы говорите о себе в прошлом времени?— спросила Михеева.
—Потому,— пояснил Музыченко,— що його из учылыща турнулы.
—За что?
—За художни справы. Валэра — вэлыкый художнык.
Петру Музыченко вряд ли стоило так резко отзываться о Севалине. Но такой уж он человек. Говорит прямо, не заботясь о том, какое впечатление производят его слова на собеседника. Судить о характере Валерия еще рано, так как узнать человека за несколько дней практически невозможно. И то, что Севалин затеял разговор о рядовых матросах и младших командирах, вряд ли можно расценить как заносчивость. Меньше всего он хотел обидеть меня. Тут, я думаю, дело в наших спутницах. Им, и в первую очередь Маринке, стремился понравиться Валерий. По всем признакам, возникшая ситуация складывается в его пользу. По неизвестной причине Маринка чуть ли не презирает меня, а тут, пожалуйста вам, бывший курсант военно-морского училища, стройный, красивый, элегантно одетый. Такой парень может вскружить голову не одной девчонке. Сейчас мне командирское звание не только не помогает, но скорее, наоборот, настраивает Маринку на еще более отрицательное отношение ко мне. Не даром же она косвенно приписала мне роль Грушницкого. И тут взяло меня такое зло, что я очертя голову, пустился в рассуждения, нисколько не заботясь о том, как отнесется к этому Маринка.
—Шут с ним, с Грушницким, хотя лично для меня сравнение с этим героем и неприятно.
—А кто тебя сравнивает с ним? — спросила Лида.
—Не будем называть имен, как говорили древние римляне. Ты скажи мне, Лида, что такое человеческая гордость?
—Гордость? Кто же этого не знает?
—Знать-то, может, и знают, но не все одинаково представляют значение этого слова.
—Гордость — это чувство собственного достоинства. Тебя, например, кто-нибудь незаслуженно обидел.
—Ты бэрэш карбованця и даеш йому здачу,— шутливо ответил вместо меня Музыченко.
—А если этого карбованца или просто физической силы не хватает, как, например, у меня, тогда как?
—Свит нэ бэз добрых людэй— хто-нэбудь та позычэ.
—Это, конечно, шутка,— возразил я.— А вот если серьезно, то как назвать поступок человека, который без причины начал презирать другого человека?
—А как назвать поступок человека,— вмешалась Маринка,— который без причины начал оскорблять другого человека?
—Маринка,— обратился я к ней,— а ты не допускаешь, что этого человека могут просто оклеветать?