Я не услышал, когда вошла Маринка. Не услышала этого, наверное, и Анна Алексеевна.
—Перемываем косточки?— спросила Маринка, стоявшая в проеме полуоткрытых дверей.
—Ты, оказывается, здесь?— удивилась мать.— А я уже рассказала обо всем Коле. Думала, он поймет меня. Но не тут-то было. Он, представь себе, заодно с тобой. Ты, небось, довольна этим?
—Нет,— ответила Маринка. Мать ее, словно после тяжелой ноши, вздохнула и сказала:
—Наконец-то ум твой прояснился.
—И все-таки я не раскаиваюсь. Если бы мне пришлось начинать все сначала, я, не задумываясь, сделала бы то же самое.
Вот тут я уже совсем перестал понимать Маринку. Что-нибудь одно: либо да, либо нет. Но совместить и то, и другое, мне казалось, невозможно. Интересно было наблюдать за выражением лиц матери и дочери. Маринка выглядела спокойной. Она даже чуточку улыбалась, словно недоумевала: «Ну что же тут непонятного?» Анна Алексеевна, наоборот, помрачнела. Ею снова овладела тревога за свою дочь. Минуту она молчала, словно взвешивала эти «да» и «нет» своей дочери, а потом обратилась с вопросом ко мне:
—Ты что-нибудь понимаешь в этом?
Я неопределенно пожал плечами.
—Я так ничего не понимаю. Ладно, оставим эти споры. Но с этого дня, Маринка, чтобы твоя нога не ступала в эти проклятые пещеры.
—Можешь быть спокойной, мама. Я уже дала тебе слово, что туда больше не пойду.
—Ну вот так-то лучше.
Лучше-то лучше, а как быть мне? Я понимал, что обращаться сейчас к Анне Алексеевне за разрешением пойти в пещеру вместе с Маринкой бесполезно. Но не рассказывать же ей в самом деле о том, что произошло у нас на посту и где теперь Севалин. Невнятно, словно мой рот был набит ватой, прозвучало мое обращение к Анне Алексеевне:
—А если бы Маринка пошла вместе со мной?
Женщина посмотрела на меня, как смотрят на неразумных детей, не отдающих себе отчета в своих поступках. В ее взгляде был немой укор, который следовало понимать так: «Маринка в сущности еще ребенок. Ну а ты-то? Ты же старше ее. Пусть на год, но старше. И уже командир. Как же ты не понимаешь этих простых вещей?» Я бы попытался найти подходящий аргумент. Вроде того, что в воинском подразделении должны хорошо знать не только то, что делается у них над головой, на земле, но и под землей. Но тут неожиданно вмешалась Маринка.
—Я дала маме слово и сдержу его.
После этого всякие аргументы, которые я собирался приводить Анне Алексеевне, отпали. Я натолкнулся на неподатливое, ничем непреодолимое препятствие. Бессмысленно было упрашивать Анну Алексеевну. Еще бессмысленнее уговаривать Марину. Я знаю ее характер: чем настойчивее просьба, тем упорнее отказ. Исчерпано все. Резервов у меня никаких. А делать что-то все равно надо. И я на свой страх и риск глухо промолвил:
—Сегодня ночью арестовали Севалина.
—Валеру? — не поняла Маринка.
—Да.
Наступила гнетущая тишина. Арест сам по себе факт не обычный. В данном же случае он представлялся из ряда вон выходящим. Хрусталевы же знают, какую непомерную тяжесть взваливает подобное горе на плечи близких. Севалин в сущности еще мальчишка. Что он мог натворить такого, что могло вызвать его арест? Ведь он еще только учился, готовился стать флотским командиром. Правда, его списали с военно-морского училища. Ну и что? Дисциплинарный проступок— это еще не преступление.
—Думаю, что это какая-то ошибка,— пояснил я.— Работала чужая радиостанция рядом с нашим постом. А в это время дежурил Севалин.
—Но чужих людей, если бы они находились рядом с вашим постом, вы бы, наверное, заметили?
—Конечно, заметили бы. Но и это еще не все. Сразу же после выхода чужой радиостанции в эфир вся наша местность была оцеплена войсками. Проверили все.
—И никого не обнаружили,— продолжила мою мысль Анна Алексеевна.
—Да, и никого не обнаружили,— повторил я.
—Так что, выходит, Севалин?
—Вот так подумал и командир, который руководил прочесыванием нашей местности. После этого он Севалина и забрал.
Все это время Маринка молчала. И чем дольше длилось молчание, тем шире становились ее глаза. Казалось, она начинала о чем-то догадываться. Но как допустить невероятное? Как можно допустить, что огромное нетающее озеро Эльгыгытгын образовалось от удара о землю метеорита величиной с километровуго глыбу? История земной цивилизации не помнит таких катастроф. И все-таки это так. Пусть с тех пор прошли тысячи, а может, и миллионы лет. Волнение Маринки заметила и мать.