Чем дальше мы уходили от генуэзских башен, тем дольше стояла и прислушивалась ко всему Маринка. Чувствовалось по всему (и по пройденному пути— преодолено уже более восьмисот метров— и по увеличившемуся углу подъема), что скоро окажемся у основания разветвления. Но пока что никаких, даже малейших признаков присутствия человека мы не обнаружили. Тихо было и в начале пути. Но теперь эта тишина давила на всех нас стопудовой тяжестью. Неприятное чувство усиливалось еще и сознанием того, что мы изолированы от открытого простора многометровой толщей горных пород. Казалось, что мы добровольно загнали себя в какой-то глубокий каменный мешок. А что если все наши предположения окажутся напрасными? В том смысле, что на знакомом Маринке участке пещеры мы ни с кем не встретимся, ничего не увидим и не услышим. Такое не исключается. Оно вполне вероятно. Случилось же нечто подобное при прочесывании войсками района нашей горы. Если допустить, что враг все-таки был или есть и что он обосновался не в обследованной Маринкой части карстовой системы, а где-нибудь дальше на востоке, то как нам поступить в этой ситуации? На подобный случай у меня (наверное, и у остальных) нет даже мало-мальски продуманной рабочей гипотезы. Идти в неизвестное? Это было бы безумием. Во-первых, ни у кого нет уверенности, что там может оказаться враг; во-вторых, мы не знаем строения этой части карста и поэтому можем стать легкой добычей противника; в третьих, не имея возможности пользоваться светом, мы заведомо обрекаем себя на опасность, которую нельзя ни предвидеть, ни тем более предупредить.
После одного очень суженного прохода, который пришлось преодолевать по-пластунски, пещера расширилась. Я уже готов был идти вслед за Маринкой, как вдруг почувствовал частое подергивание бечевкой— сигнал «Остановись!» Все замерли на месте. Неслышно вернулась Маринка. Она долго и настороженно прислушивалась, а затем притронулась к моему левому плечу. Это означало, что ничего не произошло и что никаких оснований для тревоги нет. Во время последнего ожидания мне показалось, что направление сквозняка изменилось. До сих пор слабый ветер дул со стороны Маринки, а тут вдруг потянуло слева. Ощущение меня не подвело: в этом направлении ушла и наша проводница. Когда бечевка натянулась, двинулся и я. Начался крутой подъем, который тянулся метров двадцать и затем переходил в большой, почти горизонтальный уступ. Здесь сквозняк заметно усилился, но темнота по-прежнему была непроницаемой. Не успела Маринка отойти от меня и на шаг, как послышался приглушенный, но полный ужаса ее крик. Я бросился вперед, схватил Маринку и оттолкнул ее в сторону. Лихорадочно начал шарить но углам, готовый вступить в смертельную схватку с невидимым врагом. При этом больно ушибся о какой-то металлический предмет. Никого я не нашел, не услышал и топота убегающего от нас человека. Когда волнение немного улеглось, все собрались вместе и шепотом начали совещаться. Спокойно обследовали уступ. Оказалось, что металлический предмет, о который я ударился и на который перед этим наткнулась Маринка, был портативной радиостанцией. «Что будем делать?»— спрашивали мы друг друга. Политрук шепотом приказал: «Постоим и послушаем». Стояли мы молча, не шелохнувшись, минут десять. Но ни малейший шорох, ни случайное падение камешка не нарушили пещерного безмолвия. «Маринка остается у радиостанции, а мы еще раз проверяем все ближайшие углы. Бечевку не отпускать!»— последовал новый приказ. Тщательная проверка уступа и подходов к нему ни к чему не привела. Пришлось советоваться снова. Все высказали мнение, что непрошенные гости отлучились либо с целью запастись провиантом, либо для того, чтобы отдохнуть на открытом воздухе. Спать в этой пещере, продуваемой сквозняком, небезопасно.