Стоял 1807 год. Лето было жарким, в парке Ренси изнемогали от цветения розы, в густой листве распевали птицы, а зеркала роскошной ванной комнаты отражали красоту молодой счастливой женщины.
И откуда взялась в это чудное утро отвратительная записка?
Увидев, что послание не подписано, Лаура собиралась выбросить его, но любопытство оказалось сильнее, и вот что она прочитала:
«Почему господин губернатор не возвращается каждый вечер к своей прелестной супруге? Ренси не так уж далеко от Парижа. Может, он предпочитает парижские развлечения? Сегодня его приветствовали в театре Варьете, где собирается весь Париж… Но, возможно, там его ждет кто-то еще…»
Театр Варьете? Что за глупость? Там теснота, духота, а здесь столетние дубы дарят тень и прохладу, журчит ручей, оберегая замок от жары.
Однако пылкая Лаура не могла пренебречь запиской, она должна была докопаться до истины. Что-то подсказывало ей, что речь идет вовсе не об очередной «сестренке».
– Глупо не глупо, а посмотреть надо! – объявила она вслух.
– Что посмотреть? – поинтересовалась Аделина, преданная толстуха-горничная, жившая при Лауре с детства и заслужившая лестное положение доверенного лица и советчицы, если, конечно, хозяйка в них нуждалась.
Аделине исполнилось тридцать, она была старшей дочкой кормилицы Лауры, которая заботилась о малышке куда с большим рвением, чем ее блистательная мать, которая вела светскую жизнь и не могла уделить должного внимания своему потомству.
Впрочем, Лаура уже поднялась с постели, где, по мнению доктора Корвизара, должна была бы находиться еще два или даже три дня. Аделина, укладывая в ящик принесенные воздушные нижние рубашки, повторила свой вопрос:
– Что посмотреть?
Молодая женщина, искавшая под кроватью расшитую золотом домашнюю туфельку, выпрямилась.
– Посмотреть, почему Жюно приятнее провести вечер в театре Варьете в тесноте и духоте, а не приехать к нам подышать прохладой и полюбоваться сыном, которого я ему подарила.
– Может, там какая-то особая церемония? Быть может, в честь императора, и ваш супруг как губернатор города Парижа…
– М-м… Думаю, о церемонии я бы знала… Ну-ка возьми, прочитай!
Аделина, нахмурив брови, отчего посередине лба у нее залегла глубокая морщина, ознакомилась с содержанием скверной записки.
– Ага! – сказала она, прочитав, и через несколько секунд прибавила: – И вы, значит, встревожились?
– Есть отчего, разве нет? Жюно у всех на виду… Он так привлекателен, что его всегда окружает целая свита поклонниц. И все к этому привыкли. Так что, если кто-то взял на себя труд предупредить меня, значит, происходит что-то серьезное и я должна знать, в чем дело… Так что приготовь мне ванну и достань платье из тех, что недавно прислал Леруа. Достань белое газовое, расшитое золотыми пайетками. Я хочу… ослеплять!
Аделина прекрасно знала, что не стоит спорить с «госпожой губернаторшей», когда она говорит таким тоном. Если в армии Жюно окрестили Бурей, то его жена уж точно заслуживала прозвания Ураган. Так, по крайней мере, считала Аделина. И хотела бы она посмотреть, что останется от месье Жюно, когда он вернется… Но подобные мысли лучше было держать при себе!
Несмотря на спешку, а значит, и нервную суетливость, Лаура уселась за туалетный столик и занялась своей внешностью с особой тщательностью – она хотела блистать и не пренебрегла ни одной мелочью. Закончив работу, посмотрелась в зеркало и, улыбнувшись своему отражению, объявила:
– Вы не красивы, вы много хуже…
– Это что еще за хуже? – возмутилась Аделина. – Как могло вам такое в голову прийти?
– Не мне, а первому консулу, дорогая. На вечере в Мальмезоне тому назад… семь лет! Мы с Александром тогда еще были женихом и невестой…