Кейел прикоснулся к руке. Я встрепенулась и заглянула в обеспокоенное лицо. Жив. Провела кончиками пальцев по рассеченной губе и подбородку. Убрала непослушную прядь за ухо.
— Аня, я…
Феррари проворковала в стороне. Он дернулся. Повернулся в ее сторону, но натолкнувшись на любопытный взгляд подглядывающей девчонки, шумно выдохнул.
— Я отдала больше, чем могла. Гораздо больше, — тихо призналась, опуская голову и поправляя знак лесной охраны у него не груди. Пожала плечами и, шмыгнув носом, продолжила: — Откат будет скоро. Отдача… В общем… Кейел, я не знаю, что со мной будет, но чувствую, как духи к чему-то готовятся. Они, — сглотнула ком, — боятся.
Он перехватил мою руку. Молча мял ее. Я чувствовала его взгляд и волнение, но не могла посмотреть ему в глаза. Резко отступил, хватаясь за голову и запуская пальцы в волосы. Сорвался с места к ближайшему дереву, сжал кулак и ударил ребром по стволу. Прислонился лбом к предплечью и глубоко задышал.
«Все будет в порядке, Кейел» — эти слова не успокоят. Да и не будет в порядке. Я чувствую метание духов внутри себя, словно кто-то разворошил муравейник и бросил в него осиное гнездо. Духи мечутся, спорят, грызутся. Они ищут выход, но не находят.
Я потопталась немного на месте, но от Кейела ничего не дождалась. Отправилась догонять Роми с Ив. Феррари не отставала, хоть постоянно с любопытством озиралась.
В скором времени мы добрались до поляны, где оставляли вещи. Ничего не нашли. Глухой стук за спиной, привлек внимание. Елрех спрыгнула с ветки и, медленно поднимаясь, осматривала нас с ног до головы. Вытерев слезы со щек, без слов шагнула к Роми. Он обнял ее и будто с цепи сорвался: часто целовал лицо, макушку головы, кривился, судорожно вздыхая. Немного успокоившись, произнес:
— Даже после смерти, Елрех. Даже после смерти буду любить.
— Роми, — изумленно протянула она. Шмыгнув носом, улыбнулась и посмотрела в мою сторону. — Смешная Асфирель, ты заразила его странностью? Мне нравится, — улыбнулась шире, похлопав Ромиара по груди. — Я так рада, что вы живы.
Сколько выдержки требуется, чтобы рассмешить сейчас Ромиара и заставить нас с Ив улыбнуться? Сколько нужно сил, чтобы шутить в такой ситуации?
Кейел пнул заросли папоротника и зло спросил:
— Где наши вещи?
Я нахмурилась, вспоминая его ярость.
— Я перепрятала их, когда увидела лесную охрану, — ответила Елрех. — Увела Тоджа дальше, а потом дракон…
С шумом втянула воздух и, уткнувшись в грудь Ромиара, спрятала лицо. Ее плечи затряслись.
Все же сил немного не хватило.
Капельки пота пощекотали под носом, смочили солью губы, скатились по подбородку. Сколько можно? Тут уже не так жарко. Хотя… Очень жарко. Я вытерла губы тыльной стороной ладони, а затем пошатнулась. Духи резко замолкли, будто и не было связи никогда. Оглохла? Нет, что-то слышу, но… как же неразборчиво. Тошнота подкатила горько-кислым комом. Я согнулась пополам. Упираясь руками в мох, опустилась на колени. Капли крови упали на него. Перед глазами замерцали разноцветные вспышки. И снова выворачивающая наизнанку тошнота. Холод, пробирающий до костей. И опять жар. На языке будто размельченный анальгин. Соленый анальгин. Кровь упала на мох темными сгустками. Изо рта? И пена. Слезы застелили глаза. Боль сдавила виски, что-то застряло в горле, мешая дышать. Чей-то крик оглушил до звона. Мир затрясся, или меня затрясло?
Кейел? Он обнимал. И кричал тоже он.
Его лицо до рези в глазах побелело, засияло.
Лес покраснел. Вспыхнул жаром — пожелтел. Серость заслонила яркие цвета. Темнота медленно опускалась сверху.
Глава 7. Развилки судеб
Кейел.
Глухарь запел — до рассвета примерно час.
Ромиар расхаживал по поляне, прокручивая дротик то в одной руке, то в другой. Тусклый свет немного серебрил его волосы и кожу, глаза мерцали в темноте. Резкие движения выдавали нервозность.
Если бы он не был Вольным, то как скоро сошел бы с ума, полюбив полукровку фангру? Такой позор. Все же воспитание духов что-то изменило в этом беловолосом шан’ниэрде. Восприятие окружающего или отношение к нему?
Он резко остановился. Всматриваясь в заросли орешника, полоснул воздух хвостом и проговорил:
— Ее долго нет. Нельзя было отпускать ее одну.
— Сядь, — приказал я, качнув стопой из стороны в сторону. Мне хватает собственного волнения, чтобы терпеть еще и чужие истерики.