Он уже делал подобное раньше. Бегал кругами по Королевским паркам, чтобы отвлечься… от меня.
— Три.
— Это слишком много, — ругаю его.
Речь идет о двадцати милях от «Луссо». Это не легкая пробежка по парку, чтобы снять стресс. В данный момент его организм недостаточно окреп для такого.
— Я испугался, когда не нашел тебя здесь.
— Я вроде как поняла, — говорю с легким оттенком сарказма. Он кладет руки мне на бедра и щипает. Я дергаюсь.
— Ты должна была мне сказать, — сурово произносит он.
Возможно, мне и следовало это сделать, но он, вероятно, все бы уничтожил, а он не может бегать марафон каждый раз, когда мы не вместе.
— Я всегда возвращалась, — уверяю. — Мы не можем быть неразлучны, как сиамские близнецы.
Он делает долгий выдох и глубже вжимается в изгиб моей шеи.
— Хотел бы я, черт побери, чтобы это было так, — ворчит он. — Ты пила.
Я вдруг чувствую неловкость и беспокойство.
— Ты ел? — спрашиваю, не зная, что еще сказать. Он, наверное, сжег миллион калорий, бегая, как Форрест Гамп.
— Я не голоден.
— Тебе нужно поесть, Джесси. — Я стону. — Я тебе что-нибудь приготовлю.
Он крепче сжимает меня.
— Позже, мне удобно.
Так что я позволяю ему немного почувствовать себя удобно. Сижу у него на коленях в прилипшем к телу платье, с мокрыми волосами, и позволяю ему просто обнимать меня. Не может же быть так всякий раз, когда мы расстаемся, я так не выдержу. Мы определенно не забыли о прошлом, и я очень разочарована. Что теперь будет?
— Ненавижу эту песню, — тихо говорю, после того как мы целую вечность сидим, не разжимая крепких объятий.
— Мне нравится. Напоминает о тебе
— А мне напоминает о человеке, который мне не нравится. — Никогда не хочу ее больше слышать.
— Прости. — Он покусывает мою шею, проводя языком по всей длине до челюсти. — У меня зад затек, — бормочет он.
Это самый долгий душ в моей жизни.
— Мне удобно, — передразниваю я. Он двигает рукой и хватает меня за бедро, заставляя дернуться и взвизгнуть. — Прекрати! — воплю я. — Мне нужно тебя накормить!
— Да, нужно. И я хочу мою раздетую догола Аву, лежащую на нашей кровати, чтобы я мог на нее наброситься. — Он встает и без особых усилий, учитывая раненую руку и истощенное тело, подхватывает меня на руки.
«Моя Ава»? Это нормально. «Наша кровать»? Пока я отложу это в долгий ящик.
— Я полностью «за», но мне нужно накормить своего мужчину. — Я уже и так заставила его загнать себя до полусмерти. Я не собираюсь быть причиной его голодной смерти. — Еда сейчас, любовь потом.
— Любовь сейчас, еда потом, — бросает он вызов, выходя из душевой кабинки и усаживая меня на туалетный столик.
— Я тебя накормлю. Точка, — сообщаю сурово. Я серьезно. — Где твоя повязка?
— Точка, да? — Он берет с полки из стопки большое полотенце и начинает здоровой рукой вытирать влагу с моих волос. Я бы не отказалась от шампуня и кондиционера. — Это бы мне только мешало. — Он отмахивается от моего беспокойства.
Я начинаю дрожать, облепившее тело платье холодит, и по мне бегут мурашки. Джесси накидывает полотенце мне на спину и, взявшись за уголки, притягивает меня к себе, крепко целуя в губы. Я замечаю, как он дрожит.
— Да, точка. Мой мужчина так на меня действует.
— Твой мужчина хочет подействовать на тебя по-другому, — шепчет он, прижимаясь своим пахом к моему бедру и нежно захватывая мой рот.
— Прошу, позволь мне тебя накормить.
Он отстраняется, чуть надувшись.
— Ладно, еда сейчас, любовь потом.
Еще одно подчинение? Это, безусловно, прогресс. Обычно ничто не мешает ему овладеть мной, где и как ему заблагорассудится.
— Как твоя рука?
Он бросает взгляд на кулак, сжимающий край полотенца.
— Неплохо. Я был хорошим мальчиком и приложил к ней лед.
— Храбрый мальчик!
Он ухмыляется и тыкается носом в мой нос, потом целует меня в лоб.
— Пойдем, тебе нужно переодеться в сухое. — Он собирается снять меня с туалетного столика, но я отталкиваю его.
— Эй. — Он хмуро смотрит на меня.
— Твоя рука. Она никогда не заживет, если ты будешь повсюду меня таскать.
Спрыгнув на пол, сбрасываю промокшие балетки, расстегиваю молнию сбоку платья и стягиваю его через голову. И тут меня перекидывают через плечо и выносят из ванной.
— Мне нравится таскать тебя, — заявляет он, опрокидывая меня на середину кровати. — Где твои вещи?
— В комнате для гостей, — говорю, приходя в себя после приземления на кровать.
Он демонстративно громко ворчит, показывая свое отвращение, после чего выходит из комнаты и через несколько мгновений возвращается со всеми моими вещами, распределив их между здоровой рукой, подмышками и ртом. Он бросает все это на кровать.