А какая разница? Нет разницы той, что лежит на грязном полу, в окровавленном шифоновом платье. Нет разницы той, чьи мольбы о пощаде не были услышаны ни одним Богом. Нет разницы той, что считает сейчас смерть своим лучшим исходом.
Разницы нет, когда перестаёшь ощущать мир вокруг себя, слышать его, видеть…
Нет разницы в том, носишь ты откровенные наряды или мужские толстовки. Нет разницы, оторва ты или прилежная ученица. Нет разницы даже в том, какая у тебя компания.
Они найдут тебя везде. В любом виде. С любым окружением.
Найдут.
И где-то там, далеко, но по-прежнему незримо близко, раздались оглушительные выстрелы, которые показались лишь лёгким шелестом листвы под ногами, осенью.
Глава 31
Раньше я считала боль худшим чувством для человека. Я ошибалась.
Вы когда-нибудь сталкивались с пустотой? С этим невыносимо тяжёлым чувством. А точнее, с его полным отсутствием. Что может быть хуже этой бесконечной тишины внутри? Когда видя солнце, ты не улыбаешься. Когда чувствуя на себе руки дорогого тебе человека, твои глаза остаются такими же стеклянными, как и до прикосновения. Когда задумавшись над своим сегодняшним настроением, понимаешь, что забыла что такое «радость» и что такое «грусть». Всё смешивается, ты больше не помнишь ни счастья, ни боли, ни горечи, ни восхищения, ни тепла. Ничего…
Боль можно заглушить алкоголем, сигаретами, наркотиками, новыми людьми и событиями. А пустота всегда остаётся с тобой. Попробуешь изменить это — станет только хуже. Она не позволит тебе заплакать, чтобы выпустить всю тяжесть. И ты будешь медленно погибать внутри, не в состоянии изменить исход. Будешь скучать по боли, пожелаешь страдать, лишь бы оживить эту невыносимую тишину. Почему именно по боли и страданиям? Потому что пустота заберёт воспоминания об иных, положительных чувствах. Потому что счастья для тебя отныне не существует. И никакие обстоятельства не смогут это изменить.
Что об этом знала я — семнадцатилетняя, наивная маленькая девочка, которая верила лишь в чудо? Ничего. Я была не готова разбиться на тысячи осколков и потерять веру в человечество. Не готова…
Я думала, что умерла, когда открыла глаза. Белый потолок, дуновение лёгкого ветра и ничего более, мне уже и не хотелось. Ни Италии, ни дома, ни Кристиана, ни любви. Лишь белый потолок с дуновением лёгкого ветра.
Услышав чужое дыхание, я опустила взгляд. Светлое одеяло, на котором покоились мои обезображенные руки. Лиловые синяки, ссадины, трубка от капельницы. И ещё трубки, чьё предназначение мне было неинтересно. На моих руках лежала голова Кристиана. Он спал, его брови периодически подрагивали в неспокойном сне. На щеке парня виднелась царапина, а костяшки пальцев были разбиты. Я невольно засмотрелась на них, понимая, что мы сейчас похожи. Промелькнула мысль: наверное, хорошо, что остальная часть моего тела прикрыта одеялом.
Спустя время, осознала, почему дышать было так неудобно. Половину моего лица скрывала кислородная маска. Я медленно потянулась к ней свободной от брюнета рукой и сняла. Двигаться было неприятно. То тут, то там по телу разливались волны боли.
Кристиан почувствовал движения и открыл глаза. Стеклянные, безжизненные. Любимые мной изумруды не сверкали. Покрасневшие белки свидетельствовали о том, что парень плакал на протяжении долгого времени.
Он глядел на меня, не моргая, а я на него. Мы оба думали об одном, и это сводило сума. Я без слов поняла его боль.
В помещение вошла Рейчел. Выглядела уставшей, обеспокоенной. Заметив, что я пришла в сознание, она замерла и едва заметно улыбнулась. Измученно.
— Как ты себя чувствуешь? — осторожно спросила девушка, садясь рядом.
— Я себя не чувствую, — прохрипела я, удивившись своему голосу.
Говорить было больно, словно мне провели операцию на связки.
— Всё-таки хрипишь, — досадно кивнула она. — Помнишь причину?
— Сорвала голос из-за криков, — после нескольких секунд молчания, ответила я.
Кристиан закрыл глаза, прикрывая лицо руками. Увидев это, мне захотелось взвыть. Боже…
— Элена, — осторожно выдохнула Рейч. — У тебя два сломанных ребра, черепно-мозговая травма, сотрясение мозга и… на лице пришлось наложить пару швов из-за рассечения.
— А ещё меня изнасиловали, — голос брюнетки дрогнул.
Она слегка истерично улыбнулась, пытаясь скрыть свою боль от воспоминаний, но от адвоката не укрылось то, с какой силой Элена сжала кулаки.