Лев Давыдович полагал, что Сталин побаивается Гитлера и что одной из причин «гнилого компромисса» стал страх перед Германией. Между тем год спустя, в феврале 1941–го, получив сведения о концентрации немецких войск у советских границ, Сталин успокоил наркома обороны С. К. Тимошенко и только что занявшего пост начальника Генштаба Г. К. Жукова: «Они боятся нас». Иосиф Виссарионович продолжал наивно верить, что мощь Красной Армии пугает Гитлера и он никогда не рискнет первым напасть на СССР, по крайней мере, до того, как расправится с Англией.
Саму войну с Финляндией Троцкий, как упрямый теоретик революции, рассматривал исключительно с точки зрения «революционной целесообразности»:
«При помощи советско — финляндской войны Гитлер скомпрометировал Сталина и теснее привязал его к своей колеснице. При помощи мирного договора он обеспечил за собой дальнейшее получение скандинавского сырья. СССР получил, правда, на северо — западе стратегические выгоды, но какой ценой?.. Престиж Красной Армии подорван. Доверие трудящихся масс и угнетенных народов всего мира утеряно. В результате международное положение СССР не укрепилось, а стало слабее. Сталин лично вышел из всей этой операции полностью разбитым. Общее чувство в стране, несомненно, таково: не нужно было начинать недостойной войны, а раз она была начата, нужно было довести ее до конца, т. е. до советизации Финляндии. Сталин обещал это, но не исполнил. Значит, он ничего не предвидел: ни сопротивления финнов, ни морозов, ности со стороны союзников. Наряду с дипломатом и стратегом поражение потерпел «вождь мирового социализма» и «освободитель финского народа». Авторитету диктатора нанесен непоправимый удар. Гипноз тоталитарной пропаганды (вот когда, похоже, появился знаменитый термин «тоталитаризм»! — Ъ. С.) будет все больше терять силу».
Но Сталин вовсе не отказался от планов «советизации Финляндии». Уже 25 ноября 1940 года, вскоре после визита Молотова в Берлин, войскам Ленинградского военного округа была дана директива к 15 февраля 1941 года подготовить план войны против Финляндии. Этой директивой предусматривалось, что на 35–й день после начала операции Красная Армия овладеет финской столицей. В Берлине Молотов требовал, в обмен на присоединение СССР к Тройственному пакту Германии, Италии и Японии, среди прочего, санкционировать полную оккупацию Финляндии советскими войсками. Тогда согласия Гитлера не последовало, но Сталин рассчитывал либо уломать фюрера в последующие месяцы, либо «разобраться» с Финляндией уже после поражения Германии, которое, как он надеялся, неминуемо последует после внезапного советского нападения на нее. В марте 1941–го срок вторжения Красной Армии в Польшу и Германию был назначен на 12 июня, в мае перенесен на июль, а затем последовало совершенно не предвиденное Сталиным и его генералами и маршалами германское вторжение в СССР.
Известный британский военный теоретик генерал Джон Фуллер в 1948 году, учтя ход и исход Второй мировой войны, так оценил итоги советско — финского конфликта:
«…Всегда опасно презирать противника, как бы ни был он слаб. Полагая, что демонстрация силы ока- жется достаточной, чтобы запугать финнов и добиться немедленной капитуляции, русские хорошо подготовились использовать в пропагандистских целях радио, духовые оркестры и кино, однако совершенно упустили из виду стратегические и тактические аспекты войны и вопросы снабжения… Война показала, наше оружие сконструировано без учета особенностей местности и климата, то, несмотря на свою мощь, оно окажется почти бесполезным… Высокая подвижность финнов, так же как высокая подвижность немцев в Польше, еще раз показала, что она важнее численного превосходства. Это последнее обстоятельство привело Гитлера к выводу, что русская армия 1939–1940 годов оставалась такой же, какой была в 1916–1917 годах. Если маленькая Финляндия могла сделать так много, то что мог бы сделать мощный рейх?»