— Вишневым, Ваше Высочество.
— Моим любимым. А как Вы относитесь к вишне? — Ирис посмотрела на гонца, пряча лукавую улыбку.
— Я… люблю, — смущенно буркнул парень, сглотнув. Наверняка так торопился, что поесть забывал.
— Ну что ж, в таком случае, отправляйтесь-ка на кухню. И пока Вы не поедите, из замка Вас не выпустят. Это приказ, а Вы, сэр Леон, проследите за его исполнением!
— Слушаюсь, Ваше Высочество, — сэр Леон поклонился и, взяв гонца за худенькие плечи, вывел из залы.
— Боюсь, сначала ему придется пройти через Марту, — посетовала Ирис, провожая их взглядом. Бррр, а водица в тазу была холодной, видимо давно ждали.
— В письме… что-то серьезное? — спросил советник, вернув ее на землю.
— Да, — Ирис задумчиво повертела свернутым письмом и кинула его в жаровню. Листок в мгновенье ока вспыхнул, озарив комнату ярким пламенем, и тут же обратился в горсть пепла. — Пошли человека в «Веселого кабана», Кана и Лисс наверняка сейчас там развлекаются. И как только сэр Леон будет свободен, жду вас у себя.
Сэр Джакс кивнул и вышел. Немного погодя в зал заглянул сэр Кай и, увидев, что княжна полностью погружена в свои мысли, громко кашлянул. Ирис удивленно подняла на него глаза:
— Уже закончили? — Кай довольно кивнул. — Тогда пойдёмте, навестим Её Высочество, похоже, я слегка недооценила её забывчивость.
3
Принцесса Люция блаженно опустилась в кресло, позволяя пажу надеть на себя мягкие домашние туфли. Две служанки с благоговейным трепетом бережно скользили гребешками по еще влажным после ванной золотистым локонам. В комнате царило истинное умиротворение с ароматами розы и лаванды.
— Это просто божественно, Ирис! — промурлыкала Люция, жмурясь от удовольствия, пока третья служанка втирала нежный крем в кисти рук. — Пожалуй, во всем мире нет места прекрасней! В Эйле и правда, живут боги!
— Рада, что тебе нравится, — улыбнулась княжна, сидя в кресле напротив. — Но Оркс — есть Оркс, там все намного интересней.
— Конечно, — охотно согласилась Люция. — Кстати!!! — девушка подскочила на месте, и чуть не выдрала себе клок волос. — Гонец… от брата… Что-то важное?
— Нет, — Ирис пожала плечами и покачала головой. — Как обычно. Пишет, что сменил гнев на милость и хочет, чтобы я вернулась.
— А-а-а, — просторечно протянула принцесса. — Тогда ладно, а то я волновалась, переживала…
«… прям извелась вся», — саркастически заметила про себя Ирис, глядя на нежащуюся Люцию.
— И что ты думаешь? Вернешься? — в полуприкрытых глазах принцессы мелькнуло любопытство и тут же потонуло в волнах безграничного удовольствия.
— Даже не знаю, — в тон ей протянула Ирис. — В конце концов, я уже давно не была в столице…
— Да! — хохотнула Люция. — Орксе еще не забыли, как ты провела братца в день твоего пятнадцатилетия!
Губы княжны едва заметно изогнулись в ехидной улыбке. Да, это было славно. Хотя тогда она очень сильно рисковала, впрочем, как всегда.
…Не прошло и месяца со дня смерти отца, князя Эйл, как маленькую княжну высочайшим указом вызвали в столицу. Ирис и прежде приходилось бывать при дворе вместе с отцом, но в качестве наблюдателя. Теперь же ей самой приходилось активно беседовать, делать комплементы, улыбаться, стараясь избегать чужих интриг, и создавать себе репутацию. Однако у нее была небольшая фора — юный возраст, миленькое личико и сиротство. Только ленивый не улучил возможности со вздохом выразить свои соболезнования «бедной сиротке», чем Ирис и пользовалась. Через пару дней весь двор был очарован милой княжной с севера; тогда же император и вызвал ее в себе.
— Ирис, — елейным голосом произнес он, — Вы позволите так к Вам обращаться?
Княжна кивнула, смущенно опустив глаза и слегка покраснев.
— Ирис, мы слышали, что у Вас скоро день рождения?
— Да, сегодня мне исполнилось пятнадцать, — улыбнулась княжна.
— О, совсем взрослая, — улыбнулся император. Его свита приглушенно захихикала и зашепталась, но под тяжелым взглядом императора затихла. — Самое время выходить замуж. Вы хотите замуж, Ирис?
— Нет! — сгоряча выпалила княжна, заставив императора удивленно приподнять брови. — То есть… мой отец не так давно умер, и выходить замуж в ближайшие три года было бы верхом неприличия и бестактности.
Свита тихо ахнула — это был явный выпад в сторону августейшей особы. Но что было еще обидней, все служители церкви, находящиеся в зале охотно подтвердили, что богобоязненной девице, уважающей божью волю и чтящей его закон, не следует предаваться мирским утехам, но скорбеть о почившем предке. Стенание и самобичевание, а так же добровольное затворничество приветствуется.