С самого начала зимовщики договорились сохранить оставшийся провиант для весеннего санного похода вдоль берега, так что до весны они должны были питаться мясом тюленей и пингвинов, которых сами добывали. Первый случай дизентерии возник в самом начале зимы и был спровоцирован использованием соли из морской воды. Тогда взяли соль из санного рациона и в течение недели клали ее в пищу; она привела все в норму, а со временем они привыкли к соли из морской воды. Только Браунинг, который когдато болел брюшным тифом, всю зиму страдал от дизентерии. Она бы его наверняка доконала, если бы не его веселый добродушный характер.
В июле дизентерия разразилась с новой силой.
Некоторые неприятности доставил им и синдром “пещерной спины” — следствие того, что из-за низкого потолка приходилось сидеть в полусогнутом положении. В начале сентября группу поразило птомаиновое отравление. Его вызвало мороженое мясо, слишком долго находившееся для оттаивания в “духовке” — так они называли ящик из-под галет, подвешенный над топившейся ворванью печью. “Духовка” висела чуть косо и в ее углу скапливалась старая кровь, влага и кусочки мяса. Вероятно, это в сочетании с супом с душком — вылить его у голодных зимовщиков не хватило духа — и послужило причиной серьезного заболевания. Особенно плохо себя чувствовали Браунинг и Дикасон.
Случались черные дни: например, когда они поняли, что судно не снимет их с берега; когда одолевали тоска, голод, недомогание — все сразу; когда казалось, что тюленина на исходе и придется идти берегом среди зимы — вдруг Аббот разделочным ножом убил двух тюленей, покалечив себе при этом три пальца, и спас положение.
Но бывали и светлые дни, вернее, не такие черные: в день зимнего солнцестояния все так насытились, что на еду не могли смотреть; в другой раз, наконец, без запинки спели Тедеум; или убили несколько пингвинов; или получили из аптечки порцию горчичного пластыря…
На свете не было более веселой и остроумной партии. Во всем они умудрялись видеть комическую сторону, и если сегодня им это не удавалось, то уж назавтра они потешались вовсю.
30 сентября они отправились, как говорили, “домой”. Им предстояло пройти с санями вдоль берега около 200 миль, кое-где по морскому льду, который, как мы уже говорили, отсутствовал в районе Убежища Эванс. Надо было, кроме того, пересечь язык ледника Дригальского — могучее препятствие, угнетавшее всю зиму их воображение. На последний ледяной вал сжатия, вызванный ледником, они поднялись вечером 10 октября и увидели Эребус, от которого их отделяли 150 миль. Все перенесенные тяготы остались позади, впереди зимовщиков ждал мыс Эванс, а морской лед простирался перед ними сияющей бесконечностью.
Дикасон, в начале похода чуть живой из-за дизентерии, вскоре поправился. Браунингу, однако, было по-прежнему плохо; его спасло лишь то, что теперь их рацион состоял из четырех галет, небольшого количества пеммикана и какао — куда более здоровой пищи, чем извечное мясо. Поблизости от бухты Гранит, через месяц после старта, состояние Браунинга настолько ухудшилось, что обсуждался вопрос, не оставить ли его с Левиком на этом месте в ожидании лекарств и подходящей пищи с мыса Эванс.
Однако их невзгодам пришел конец: на мысе Роберте они неожиданно для себя увидели опознавательный знак склада, зарытого Тейлором в прошлом году. Они бросились по-собачьи разрывать снег — и о радость! — нашли целый ящик галет, а также масло, изюм, сало. День и ночь они без устали, никуда не торопясь, жевали, и когда снова вышли в путь, рты их были изранены галетами. Нет сомнении в том, что перемена питания спасла Браунингу жизнь.
Двигаясь берегом на юг, они нашли другой склад, а потом и третий. 5 ноября они прибыли на мыс Хат.
“Терра-Нова” прибыла на мыс Эванс 18 января 1913 года, как раз когда все начали готовиться к следующей зимовке. Выжившие члены экспедиции весной прибыли на родину. А осенью уже вышла в свет книга Скотта.
Скотту было 43 года, Уилсону — 39, Эвансу — 37, Отсу — 32, Боуэрсу — 28.
Из дневника Р. Скотта: “Среда, 14 марта. Мы, несомненно, с каждым днем слабеем; все словно сговорились против нас… Хотели, отдохнув, пройти еще сколько-нибудь, но все слишком прозябли, так как северный ветер ни на минуту не утихал, а когда солнце стало садиться, температура понизилась еще больше. Долго возились, готовя ужин впотьмах…
Температура понизилась до -43° [-42 °C] при сильном ветре. Надо идти вперед, но разбивка лагеря с каждым разом становится все труднее и опаснее. Мы, должно быть, близки к концу.