У поэта появилось мучительное чувство тоски. «Скоро ли это кончится? Ах, какая тоска! Сердце изнывает!» — жаловался он Владимиру Ивановичу.
Тактика лечения оставалась неизменной. Больному давали лавровишневую воду, каломель и опий.
Утром 29 января состояние стало критическим, предагональным. «Общее изнеможение взяло верх». Пришедший рано утром на квартиру доктор Спасский поразился резкому ухудшению состояния больного и отметил, что «Пушкин истаевал». Консилиум врачей в составе Арендта, Спасского, Андреевского и Даля единогласно сошелся во мнении, что скоро начнется агония. Арендт заявил, что Пушкин проживет не больше двух часов.
Александр Сергеевич большую часть времени своего последнего дня был в сознании. Он жаловался на резкую слабость, жажду, головокружение, одышку. Временами сознание «путалось», и пациент переставал узнавать неотлучно находящегося у изголовья Даля, возникали зрительные галлюцинации. Александр Сергеевич признался, что ему вдруг пригрезилось, как они вместе с Далем, взявшись за руки, лезут вверх по книгам и полкам — все выше, выше и выше!
Пульс у больного падал с часу на час, стал едва заметен, а к полудню совсем исчез. Руки остыли и стали совсем холодными. Дышать было трудно. Частые, отрывистые дыхательные движения прерывались паузами (дыхание Чейн-Стокса).
Передняя и зала были переполнены. Бледные и тревожные лица людей выдавали сильное волнение. «Больной находится в весьма опасном положении», — написал Жуковский для посетителей. Этот бюллетень оказался последним.
Наиболее близкие друзья поэта — В. А. Жуковский, П. А. Вяземский со своей женой, А. И. Тургенев, М. Ю. Виельгорский — собрались у смертного одра. От умирающего не отходили доктора Е. И. Андреевский, В. И. Даль и И. Т. Спасский. Несколько раз Александр Сергеевич звал Наталью Николаевну, но говорить много не мог, отсылал ее от себя.
Как сомнамбула, ходила божественной красоты молодая женщина, любимица высшего света, по комнатам, чувствуя свою безмерную вину перед этим необъятной души человеком, которого она по своему легкомыслию и беспечности подвергла таким жестоким физическим и духовным истязаниям, но который не только простил ее, но и свято поверил ей и сейчас умирал с этой безумной верой в женскую чистоту и невинность.
«Она, бедная, безвинно терпит и может еще потерпеть во мнении людском», — говорил Александр Сергеевич еще в первый вечер после смертельного ранения.
Около 14 часов Александру Сергеевичу захотелось морошки. Он с нетерпением ждал, когда ее принесут, и попросил жену покормить его из своих рук. Он съел 2–3 ягодки и с наслаждением выпил несколько ложечек сока, подаваемых женой, говоря: «Ах, как это хорошо!»
Наталья Гончарова у смертного одра поэта. Неизвестный художник.
Наталья Николаевна опустилась на колени у изголовья умирающего мужа и приникла лицом к нему, а он гладил ее ласково по голове и тихо, едва слышно, шептал слова любви и утешения. Безмятежное спокойствие разлилось по его лицу.
Наталья Николаевна вышла из кабинета, вся искрящаяся надеждой, и сказала, обращаясь к окружающим: «Вот вы увидите, что он будет жив».
Но через некоторое время, в отсутствие ее, началась агония. Пушкин потухающим взором обвел шкафы своей библиотеки и, имея в виду своих самых лучших и верных друзей — книги, прошептал: «Прощайте, прощайте». Спасский и Даль исполнили последнюю просьбу умирающего, чуть повернув его на бок и слегка приподняв. Александр Сергеевич вдруг широко открыл глаза, лицо его прояснилось. Последними словами поэта были: «Жизнь кончена… Тяжело дышать, давит…». Отрывистое частое дыхание сменилось на медленное, тихое, протяжное, и вот уже слабый, едва заметный, последний вздох. Дыхание остановилось. Пламенное сердце, отстучав лишь 37 лет, прекратило горячее биение в груди поэта.
В 14 часов 45 минут 29 января 1837 года (10 февраля по новому стилю) зафиксирована смерть. Закрыл глаза умершему доктор Е. И. Андреевский.
Вскрытие было проведено в передней квартиры поэта, очевидно, Спасским, который один из докторов имел опыт судебно-медицинской экспертизы. Производилось оно в соответствии с Указом военной коллегии от 1779 года об обязательном вскрытии трупов умерших насильственной смертью.
Спешка, плохое освещение, неполный объем вскрытия и, главное, неоформленный письменный протокол — эти вопиющие недостатки аутопсии стали затем причиной различных толкований хода раневого канала, наличия и степени поражения некоторых органов и, наконец, причины смерти. Результаты вскрытия по памяти почти через 24 года обнародовал участвовавший в нем Даль.