Он сразу же подул на свою ладонь и в ней появились яркие крупные горошины.
Чуть-чуть не успел Борзеевич к той тележке, в которой было нижнее отделение, прикрытое скатертью. Она досталась двум девушкам, но Борзеевич догнал их в воротах и уговорил обменяться. Как он это сделал, Манька знать не захотела, вздохнув с облегчением, когда Борзеевич благополучно прошел мимо досматривающей охраны. С помощью стрелы и веревки она взобралась на городскую стену, перебросила веревку, закрепив так, чтобы оставалась незаметной, спустилась вниз, нырнула под тележку и покатилась, рассматривая окружающую местность через небольшую дыру, проделанную в скатерти. Но даже так люди оглядывались на них, и летел горох Борзеевича в их сторону.
— Мать моя! — негромко и обреченно предупредила Манька: — Я сама ретранслятор!"
— Не кипишись, они или дерево чувствуют, или меч, — успокоил ее Борзеевич, толкая тележку вверх по галечной улице. — Или мой вид смущает… Съешь, лучше, пирожок…
— А с чем они? — полюбопытствовала Манька, принюхиваясь.
— Собак бездомных много… Сами себя родят, сами себя кормят…
— Иди ты! — послала она Борзеевича раздраженно.
Стояла необыкновенная в это время года жара, душный город утопал в пыли.
Вскоре начал накрапывать дождик — сразу стало прохладнее. Людей на улице осталось чуть меньше, но многие раскрыли зонты, продолжая рассматривать достопримечательности, обсуждая последние новости и находки. Все почему-то стремились на прием к мумии, обнаруженной в царской усыпальнице, рассказывающей о чудесных временах, когда Бог Род проклял род человеческий, а Сварог обвинил в этом двух своих ставленников Перуна и Валеса, обрекши их на уничтожение друг друга. История мумии шла в разрез со всеми официальными версиями древних сказаний и вызывала удивление, но как не поверишь мумии, которая была свидетельницей времен, когда народ был темен и не просвещен?
— Вот как вы думаете, кто выиграл? — спрашивала мумия, хитро прищуриваясь. — А выиграл наш Спаситель! — сама же отвечала она, прослышав про героическую жизнь Спасителя Йеси, На заре — Тяни и (пошли) На…
— А что со Сварогом стало? — спрашивали приходящие вопрошать.
— А, этот?! — мумия ложилась в саркофаг, прислушивалась к суше своей. — Чего ему сделается! — и, заметив недовольный взгляд Отца церкви Спасителя, приставленному к разговорчивой мумии, принималась торопливо обрекать и Сварога, и Перуна, и Валеса, и всех прочих Богов и само язычество на немыслимые муки, исторгая из своих бинтов шепелявые проклятия. Мумия умерла задолго до Спасителя, Пресвятейшему Отцу церкви приходилось приобщать ее к человеколюбию на ходу. Она старалась изо всех сил, но многие его наставления вызывали у нее умопомрачительные состояния. Например, как Бог мог лечить людей снаружи, если болезнь исходит изнутри, и сам он во внутренностях рассматривает?
Обо всем этом Манька узнала, слушая горячие споры, которые порой доходили до скандалов. Поверить мумии не всякий был готов. Однажды вампир и еще один вампир с тюрбаном на голове чуть не опрокинули тележку, закидывая друг друга помидорами и яйцами, расстраиваясь, что среди них не нашлось тухлого. У Борзеевича, который как раз торговал и тем и другим, торговля шла бойко. После третьей разборки Манька начала подозревать, что скандалисты обрели горох Борзеевича в своем уме.
На край площади их пустили, но дальше ни-ни. Даже горох не помогал. Для входа на центральное место нужна была дополнительная лицензия или хотя бы пустое место в плотных торговых рядах. Народу на площади было так много, не протолкнуться.
— При громе и молнии они бы разбежались, а мы бы встали! — пустил по рядам торгующих свою мысль Борзеевич, подкрепляя слова горохом.
Молния с неба шарахнула, но как-то вяло. Все торговые точки понимали, что если будет большой дождь, то торговля не пойдет. Но к вечеру разразился настоящий ливень — молчаливое согласие: "вот и день прошел!" В местных ресторанчиках, расположенных в домах-экспонатах заиграла музыка. Прохаживающаяся мимо пресная и пристойная публика кинулась под крышу и по гостиницам. Служивый народ все еще торопливо прошмыгивал, дождь ему был нипочем, не сахарный, не таял, но не задерживался. На площади остался разве что Борзеевич. С него потоками стекали струи воды, которые лились сверху.
Наконец, он приблизился к тому месту, где лежала статуя и лампа, вплотную приблизившись к границе огороженного участка. Слава Богу, к раритету не приставили охрану, видимо никому не пришло в голову, что можно унести то, чего как будто не существует. Копать было неудобно. За день, в скрюченном состоянии, Манька затекла, руки не слушались, копать было неудобно, а добытую из ямы землю уносили ручьи. Приходилось прорубать в земле одну дыру за другой, в основном используя лишь кинжал, меч под лотком не умещался. Закапывали яму сразу же, чтобы не выказать место и не выдать себя, пока, наконец, руки ее не нащупали обожженную глину.
Кувшин все еще был в земле, но дыра оказалась слишком маленькой, чтобы вытащить его. Ударили мечом и, лишь вытащив меч, сообразили, что зацепили свиток, который висел на нем, как пельмень на вилке.
Попав на воздух, свиток загорелся.
В дыре, под столом, было темно, Манька чуть-чуть посветила посохом: ключ был на месте, но чуть выше обозначенного уровня земли.
— Чего делать?! — в ужасе простонала она, рассматривая ключ.
— Ну, к статуе и лампе вон с каким почтением, обнесли красной ленточкой, столбики каменные поставили! — постарался успокоить ее Борзеевич, немало переволновавшись сам. Он тоже рассматривал ключ, который теперь был на виду у всех. — Зато мы точно знаем, что свиток был здесь… Успели…
— Статуя к драконам отношение не имеет! — сердито вполголоса ответила Манька, уплотняя землю, и укладывая обратно щебень. — Думаешь, дракон не почувствует, что за него каждый запинывается?
— Не трать время! — торопливо посоветовал Борзеевич, высматривая кого-то. — Хозяин тележки идет!
— Борзеевич, снимай портянки и дай им какой-нибудь приказ утопить ключ, они же пространственные, пусть обвалят его! — прикинула Манька.
— Ты не забыла, что настоящий ключ лежит на горе? — напомнил Борзеевич, погладив портянку.
— Надо Дьявола звать, — прошептала Манька, заметив в дырку, что хозяин тележки почти рядом. — Мог же он в горах землетрясения устраивать!
— Там вампирам до земли дела не было! — отравил им жизнь Дьявол. — А тут, Маня…
— И до этого клочка? — уже раздражаясь, проговорила Манька, расстроившись окончательно.
— Ты чего тут делаешь? — строго спросил Борзеевича хозяин лотка.
— Да вот, торговля шла ходко, думал, пока нет никого… — но закончить Борзеевич не успел.
— Запрещено ночью торговать! — заорал хозяин, набрасываясь на Борзеевича. — Тут ночью рестораны работают! Под штрафы меня подставляешь?! — и чуть смягчился, пересчитывая дневную выручку, окинув взглядом товар и что-то отметив у себя в тетради.
Он сунул Борзеевичу оговоренный процент, выхватил у него тележку и покатил Маньку на выход из города. Под горку тележка покатилась легко. Манька вцепилась в меч, ужаснувшись. На выходе из города осматривали все и всех, чтобы не дай Бог, не вынесли чего ценного.
— Стой! Стой! — закричал Борзеевич, выхватывая тележку обратно. — Я это… Я не всю выручку получил!
— Как не всю?! — испугался хозяин тележки, выкатывая глаза.
— Тут это… это… люди на приеме у мумии… обратно, сказали, пойдут, расплатятся…
Хозяин остановился, повернувшись к Борзеевичу, на мгновение выпустив тележку из виду. Манька выкатилась, ужом проскользнув ближайший полуразрушенный дом напротив пустынной площади, помахав Борзеевичу.
— Много? — строго спросил хозяин.
— Ну, вот, — Борзеевич пересчитал свои купюры.
Хозяин выхватил деньги, сунул их в карман.
— Вот обратно пойдут и расплатятся с тобой! — сказал он, довольный собой.
— Нет, меньше, за три яйца! — грустно повинился Борзеевич, заметив, что Манька подает ему знаки.
Хозяин плюнул, но, удержав из заработанной суммы Борзеевича за три яйца, остальное вернул.