Если, не понимая, то к чему они пришли?
Да, человек убил мое творение — украшение земли…
Но сознание украшений не подлежит Суду. Все мои творения возвращается вот в такую землю, пока не станут еще одним существом в мирах или не пристанут к моему информационному полю, в котором любая неподлежащая Суду тварь остается маленькой планетой и может видеть, любить и быть любимой. Человек так низко пал, что уже не считает себя ничем иным, как существом лишь такого плана, на которых ютятся животные. Он уже не достигает высоты, на которой понимают, что судьба его иная, и каждый грех умудряется объяснить инстинктом, доставшемуся ему по наследству, подмечая: а нет ли среди животных суицида, гомиков, воришек, убийц, прелюбодеев?
Его судьба прожить жизнь и судиться со мной за тот грех, который он совершил, когда пожелал стать Богом. Природа дала ему все, чтобы он владычествовал: совершенные руки, совершенный ум, пищу, кров, тепло, и он выживает не в природе, а среди себе подобных.
Я не отнимаю у него надежды, но сказал: прежде подними ту землю, которая в тебе, и тогда будешь вечно перед моим лицом и я перед твоим. Но будет ли он поднимать землю, если каждый уверен, что пуст от греха? Даже убийца и вор… И он придумывает своих Богов по образу и подобию себя самого. Это же так удобно, не видеть своего Бога, не слышать, пока творит все, что ему заблагорассудится. Он надеется, что если Бог человек, то поймет его. И он знает, что простит его Бог. А как же, если он назвал его близким, братом, пожелал, чтобы он пришел в этот мир? Человек не бил человека-Бога, он убил всего лишь человека или безобидную тварь, которая не рассматривалась его Богом, как Бог, как достойное существо.
Несравнимое сравнение!
Но вот ты! Станешь ли ты жалеть о вампирах, когда придешь в мой мир и встретишь тех троих, которые миллионы лет пролежали в каменном саркофаге? А разве Иона жалел жителей Ниневии, когда сидел у восточных врат и сожалел, что я не убиваю их на его глазах? И разве он был злым человеком, не имея жалости? Я не могу назвать тысячи и тысячи людей, которые были как Иона, память о них не сохранилась в государстве, но они были, и если ты когда-нибудь родишься, они будут гордиться тобой — и собой, что сумели направить тебя на путь Истины. А нет, кто станет сожалеть о тебе?
Я хотел сделать человека подобием себя, и дал ему все, что есть у меня самого: земля, сознание, мышление… отдал планету, на которой творил жизнь миллионы лет. Но никакое существо и растение, кроме уже живущих, вымирающих семь видов в минуту, не могут выжить там, где человек. Вот я, Владыка Мира, разве убиваю себя? Владычествовать — быть в ответе за все. И лучше бы человеку не родиться. Количество не есть качество.
— Это ты нас такими создал, чего теперь жаловаться-то?! Я смотрю на себя, на других, и вижу: один человек не может принять на себя ответственность за все общество, но общество состоит из отдельных людей. И получается, что никто ни за что не отвечает. Никто не заинтересован в том, чтобы жить по-другому — в первую очередь тот, кто пытается об этом рассуждать! Что толку? Если бы упали стены моей темницы… — тяжело вздохнула Манька.
— Изменить ничего нельзя, пока миром правит вампир. Но вампир никогда не согласится жить среди людей, как человек, не имея над ним власти. Он не позволит, чтобы кто-то поставил съедобного и вкусного человека перед собой и сказал: вот, уважать себя заставишь, в первую очередь свою землю и соседа, и будешь как Бог. Но если бы каждое решение вампира человек примеривал на себя, как жертва, он бы сразу понял, насколько вампир кровожаден и какой бессовестный. Разве он согласился бы отправить своего сына или мужа умирать за черное золото далеко за морем, ради благополучия вампира? Но нет, каждый человек меряет вампира с позиции не жертвы, которую идет убивать, и не с позиции родителя, который отправляет на смерть свое дитя — он меряет как вампир, у которого есть одно слово: надо! У меня много источников энергии, которые обогрели бы его дом, его самого, более безопасные, более мобильные, и не такие дорогие, но он верит вампиру, а не Богу.
— Их не сдвинешь, он надолго пришли… — неопределенно пожала Манька плечами. — Что теперь сожалеть?! У вампира нет естественных врагов. Теперь он Владыка…
— Он человек, я дал ему врага внутри его самого: его душу, чтобы два человека вволю издевались друг над другом! Теперь ты знаешь, что плач внутри тебя, это плач человека, который никогда не подаст тебе руки. Стоит ли слушать его вопли? У каждого вампира есть душа — и он умрет, когда его проткнет знанием истины живой человек. Да, они не боятся, потому что знают, что небо закрыли от человека, но ведь они не унесли его с собой! А если на земле человек утвердится, что с вампиром надо драться не на жизнь, а на смерть, думаешь, он будет думать в Аду по-другому? Что сделают вампир, если человек поднялся против него?
— Убьют, наверное… — предположила Манька, улыбнувшись во весь рот. — Но я живой не дамся! Искореню! — она помахала посохом. — Живая вода у меня есть, огонь неугасимый, крест крестов… — размышляя, Манька остановилась и стряхнула с плодового дерева плоды, которые своей тяжестью разломили ветвь. — Пробьемся! Я оттяпала у вампиров полгосударства! Я у них наследство отняла! Убила кучу нечисти! Развернула проклятые города! Уже не я их, уже они меня ищут по всему государству! — Манька вдруг повернулась к Дьяволу, хлопая глазами. — Это все я сделала? — ее рот снова растянулся от уха до уха.
Дьявол вздохнул и помог сделать подвязку.
— Неугасимое полено умирает, когда нет человека, для которого оно растет. Я срубаю его и разбрасываю поленья по свету. Если я не успею этого сделать, боль пойдет по всей земле. Однажды так было. Мир на миллионы лет погрузился во тьму. Мне пришлось заново населять планету.
— Врешь! — остановился Борзеевич, уличив Дьявола. — Нет доказательной базы!
— Ну да, человек пришел на землю восемь тысяч лет назад, и через две тысячи он уже строил пирамиды! — ответил Дьявол насмешливо. — Посмотри вокруг, Борзеевич! Какая от Маньки останется доказательная база? И, по большому счету, какая доказательная база осталась от египетской уже доказанной цивилизации? Единственная доказательная база — гробницы, которые фараоны скрывали глубоко под землей, устраивая их из камня! А где сама цивилизация, которая правила народами многие тысячелетия? Что от них осталось, то что стояло бы на земле, а не глубоко под землей? Посуда, украшения, дома, книги, кирки и лопаты, которые резали гранит, бревна, чтобы выдержали многотонную плиту? Их нет. А если народ был не менее велик и не строил гробниц, а, предположим, сжигал покойничка? Или использовал менее прочный материал, чем тот же кирпич или камень? Кирпич в цене — и старую кладку разобрали без остатка. Да, пески хорошо сохраняют материал, а если народ жил здесь, где дождь может идти неделями? За тысячу лет на почвах с промывным режимом не останется ничего! Сам подумай, если там, где пески, выживали большие цивилизации, разве их не было на почвах плодородных?
Шита твоя история белыми нитками!
Вампиры после себя не могут ничего найти, а что останется от человека, память о котором стиралась преднамеренно?!
Но давай поговорим о доступном, о знании, из глубины веков.
Чему бы учила Манька свой народ? Съешь печень и сердце врага, и будешь сильным, как враг. Она есть. Мучается, но есть. Но разве как вампир? Вампир не преминул бы воспользоваться именно дословной трактовкой фразеологического образного высказывания.
А теперь вспомни, сколько людей обгажено вампирами! Все знают, что человек создан из земли, но кто помнит, что живой ум — тоже земля? Кто мог дать человеку это знание, которое вампиры, спустя огромное количество времени, не смогли предать забвению? Только такой человек, как Манька, мог рассматривать пространство в себе, как землю, и только вампир мог назвать ее красной. Они добыли из этого пространства кровь, чтобы пить! Или вот еще: земля квадратная, имеет четыре стороны света, стоит на трех слонах, слоны на чудо-юдо-рыбе-кит, а кит плавает в море-океане, о вокруг земли крутятся солнце, если день, луна и звезды, если ночь…