Сами оборотни пополнялись, кусая одного до смерти, обычно жену. По природе свой оборотни были мстительными, не умея прощать человека и всякого, кто не умеет поднять себя над ними. Молодые вампиры, у которых душа еще полазала по земле, торопились обзавестись своими зверями и, не умея приставить их к себе, зачастую пытались построить с ними отношения, какие обычно бывают между вампиром и вампиром, или человеком и вампиром, не брезгуя кровушкой. Но оборотнями все же зверь руководил, не человек — его человеческой слезой не прошибешь. И стоило молодому вампиру заказать оборотня на обед, или подпустить близко, как тут же стая начинала на него неторопливую, по всем правилам настоящую охоту. Обиженные оборотни вампирами тоже не брезговали и рвали их, как человека, с той лишь разницей, что крови не пили и мяса не ели. Чтобы усмирить их, в ход пускалось и каленое железо, и запугивание серебром, и осина под ногти вгонялась. Предателей не жалели свои же — за каждый проступок наказывали собратьев сурово и грубо. Дрессировать оборотней не каждый вампир мог, поэтому многие вампиры обходились без зверей, приманивая к себе людей.
На следующее утро были уже за горами, огибая их. На белом снегу отчетливо были видны города и деревушки, в которых люди тыкали пальцем в небо и кидали вверх шапки. Городов и деревень было не так уж много. Основное население жило в цивилизованной части государства, где Ее Величество вершила праведное правление. В других три-запредельных государствах люди давно жили голова на голове, расстраиваясь ввысь, и многие мечтали отхватить у государства часть территории, но боялись и драконов, и суровой зимы, и благодатные знания, которые не всякий здесь мог уничтожить по причине непроходимости местностей. И так пробовали, и сяк, но стоило врагу показаться, как все объединялись: и люди, и оборотни, и вампиры. И так их много становилось, что враг не переставал удивляться: откуда столько военного ресурса взялось?! Куда бы ни сунулся враг, горела у него земля под ногами. То ли клонировали население, то ли мертвецов поднимала лихая година. А когда успокаивалось, опять народу не было — долго не было, пока не стиралась память врага, и он снова на землю не наступал. Но разве можно было победить народ, у которого кровью на земле высечено: "Свои — не чужие, съедят, польза обществу. Ни капли крови врагу!"
Ген в государстве такой был у каждого — и бились насмерть. И снова поднимались.
За время полета она успела отоспаться, отдохнуть, о многом подумать.
— По дороге высматривай Котофея Баюновича, — попросила Ее Величество. — Полетим в избы к Матушке. Самой надо разобраться, что за ерунду там несут… Будто избы гуляют без присмотра, про какое-то лето, про то, что три тысячи оборотней с шайкой вампиров справиться не могут… Да как такое может быть?
— Угу! — мотнул девятью головами дракон. Три глотки весело прокричали: — Будет сделано!
Горыныч был рад полету, давно он не разминал крылья. Раньше она часто облетала свои владения, насыщаясь властью, а в последнее время больше была занята делами государственными. Драконы засиделись без дела.
Еще через сутки дракон достиг того места, где находился колодец, из которого пил каждый раз, как навещали Матушку. До моря-океана оставались еще сутки пути, но дальше лететь не было смысла, дядька Упырь проводил проклятую именно да этого места. Дорога вглубь государства здесь заканчивалась, сворачивая на юг, а чудовище, по его словам, пошла вдоль реки, к Мутным Топям. На всякий случай искать решили от колодца. У реки дракон остановился, выискивая следы проклятой, позволив Ее Величеству справить нужду. Она позавтракала, умыла личико водой, размялась и приказала дракону отправляться в путь. Следы проклятой в том же направлении.
Через час достали колодец с мертвой водой…
Наверное, наоборот, с живой — мертвая и ядовитая была у Матушки во дворе, но с народным крещением не поспоришь. Может Указ издать? Привыкли называть вещи не своими именами. Улицы в свое время тоже самыми непристойными словами величали: Яблоневая, Сиреневая, Смородиновая, Каменная, Ракитовая, Ясные Зори, Солнечная, Гусляровая, Графитовая, Банная, Заречная, Вольная… То ли дело, когда стали: имени Горно-добывающей отрасли, Конструктора Гадалкина, Генерала Иванова, Министра Сидорова, Господина Упыреева, Барина Меньшикова, Рабоче-крестьянская, Благодетеля Мытаркина, героя труда Помойкина и матери-героини Варвары Золотаревой… И красиво, и со смыслом! Ничего, привыкли помаленьку, не возмущаются уже, после того, как пообещала улицу Золотаревой в улицу Золотарей переименовать или, чтоб уж совсем ясность была, в улицу профессионалов-ассенизаторов по уборке отхожих мест.
Да разве ж можно фамилию знатной матери матерно матершинить?!
Человек всю жизнь с такой фамилией, а у них не фамилия, а только улица!..
Место было не узнать…
Сам колодец разил мукой беспросветной. Водой тут и не пахло, а ядом, как в Матушкином колодце. Раньше все кругом на десятки километров было покрыто пеплом, резвились драконы, разминались, игрища устраивали, учения проводили с потенциальным боевым противником престолонаследника, а теперь тут было пусто, разве что высокие заросли не полностью заметенной снегом густой травы и молодого кустарника. У озера возле колодца, истоптанного по берегу многими звериными следами, и вдоль оврага, по которому вода пробивалась к реке, снег оттаял, в самом колодце плавал узорный деревянный ковш в виде утки.
Престолонаследник времени не терял. Изрытая земля говорила о том, что он пытался его взорвать, отравить ядом, сровнять с землей. Но колодец обладал какой-то невероятной живучестью — вода лилась через все четыре края сруба, да так, что сам сруб было не рассмотреть, а только два столба, на которых крепилась крыша и поперечное бревно.
Дракон сделал над ним два круга, не решаясь опуститься вниз, на мгновение потеряв равновесие, Поднялся и полетел дальше, огласив окрестности могучим боевым ревом.
Ее Величество приникла к окулярам. С какой стати престолонаследник спасал колодец, если он поддерживал повстанцев?
Еще через пару часов достигли Мутных Топей — самого знатного болота, отданного во владение тетке Кикиморе за заслуги перед троном и отечеством. Остальные многие Кикиморы приходились Ее Величеству какими-то родственницами, но дальними, пятая вода на киселе — и у каждой имелось по нескольку своих претендентов на престол. После теткиной пропажи они носа не казали и не зазывали в гости, будто не ведали о ее надобности в них. И тут уж пришла очередь застыть в недоумении Ее Величество, тупо рассматривая округу.
Теперь ужаснулась она, издав душераздирающий вопль…
Болото куда-то делось, стало непохоже само на себя. Раньше его питали с обеих сторон две реки, теперь же одна река несла свои воды к морю-океану, а болото пересекала река, впадающая в ту саму реку… Здесь Ее Величество остановилась, прошлась по берегу, с отчаянием вглядываясь в проталины.
Изменившийся ландшафт ее не столько удивил, сколько напугал. Кажется, она не отдавала приказ осушить болото…
Дальше летели, низко, на малой скорости…
Вот и лес, в котором проживала Матушка, летая от деревни к избушке в ступе, помахивая помелом… Быстро летел дракон, быстро снизился кругами.
И снова оторопь по всему телу.
Взирали молча, разинув рты. Ее Величеству сделалось дурно. Отвисшие челюсти дракона закрылись не скоро, изрыгая пламя…