Интересно, что же там с землей происходит? Почему горит? Может, серебро плавит? Или дерево расцвело? Она вдруг вспомнила, как Дьявол что-то говорил о красоте.
Сто сорок пять дней прошло, а она каждый день помнит. Там, за горами, закончилась весна и началось лето. А здесь, в горах, только снег и камень и холод. Впрочем, там, куда они собирались, сразу за огненной рекой тоже было лето, на санках ехать не придется. С другой стороны Вершина Мира была еще круче, чем с той, откуда они поднялись, спуск будет трудным — не видишь, куда ступаешь и на что опираешься. А у Борзеевича ни обуви нет, ни одежды не осталось, и у нее один рушник. Последний свитер остался метрах в сорока под вершиной. Выбивая ступени, Борзеевич сорвался, и она перебросила ему его, чтобы подтянуть, а когда схватила за руку, свитер полетел вниз и застрял на острой скале. Спускаться за ним, конечно же, никто не стал. Дьявол поклялся, что это последняя их зима в этом году — и, если они бросят свитер, через три дня наступит время, когда о свитере уже не вспомнят. Но будут помнить до последней минуты своей жизни, если полезут за ним, ибо с этой стороны Вершины Мира вниз не ходят.
Можно подумать, с другой стороны ходят!
Козлиный полушубок Борзеевича передавали по кругу. Он ей был мал, но закрыть себя с одной стороны — и то хорошо. Главное теперь не разбиться, а по теплой земле можно и босиком…
Она обошла скалу еще раз, изучая каждый сантиметр.
И вдруг заметила чуть выше оплавленную часть дуги. Такой оплавленный гранит оставался в том месте, где Дьявол чиркал ногтем, прибавляя к ее записям на скалах: "и Дьявол". Она отошла еще дальше и усмехнулась: пижон! Не иначе, те, кто забрался сюда раньше и полег — или рассматривал в качестве Бога себя, или залез и понял: Бога нет. А кому-то, может быть, повезло достать ключ, который открывал все двери…
Это и в самом деле была стела, с выгравированным на нем знаком: круг, а в круге буква "А" с размашистой перекладиной, явно попахивая буквой "Д", и не была перевернутой. Этот знак она видела много раз — он болтался на шее с того времени, как она достала его в избе-баньке. Манька сняла с шеи медальон, перевернула золотом от себя, сверяя изображение. Знак был один в один. Даже сделана стела из того же материала. Она с сомнением покачала головой, припоминая, как он обливался слезами, роняя чудовищные слезы, сулившие миру гадости, когда нашла крест крестов.
И она ему поверила! Дьявола пожалела!
"Никогда в жизни!" — закляла она себя.
Только что ей было делать со скалой? Медальон никак не мог ей помочь взобраться на стелу. Манька надела медальон на себя, прощупывая стену стелы. Может вернуться и сказать, что она не нашла ключ? И вранье сразу же вылезет наружу. Каким Дьяволом он думал, когда поставил здесь украшение?! Выше этой стелы уже ничего не было. Вершина Мира — увековеченная стелой Вседержителя Мира…
Манька радостно вскрикнула и кинулась к убежищу, в котором спали Дьявол и Борзеевич. Конечно, одноразовый — кто же стелу утащит?! И замки все открывал! И был и не был…
— Я нашла! Нашла! — заорала она радостно, прямо над ухом спящих друзей.
И Дьявол и Борзеевич смотрели на нее спросонья шальными глазами, удивляясь, чего это она разоралась. Дьявол, наверное, как всегда прикидывался.
— Я ключ нашла! — радостно воскликнула Манька чуть тише.
— Да ну! — больше всех удивился Дьявол.
— Кто как не ты? — она ткнула в него пальцем. — Можешь открыть любой замок и любую мечту!
— Ну-у-у! — неопределенно промычал Дьявол, почесывая затылок, совсем как Борзеевич.
— Светлая голова! — произнес Борзеевич, снова зарываясь в полушубок и камни, среди которых была положена стрела.
— А разве нет? — расстроилась Манька, все еще не понимая, то ли она угадала, то ли нет.
— Манька, я ни за что не хочу быть ключом! — сказал Дьявол. — Но ты угадала. Поэтому — одно желание за тобой. Да, ты залезла на Вершину Мира и опять нашла меня. Чудовище, которое использует все средства, чтобы открыть тебе глаза: Манька, я Бог — Бог Нечисти! Вот как высоко я могу поднять вампира! И еще выше, но там даже им не выжить без соответствующих приспособлений.
— А почему ты сказал, что он светиться в темноте?
— Хороший вопрос, — кивнул Дьявол, — задай его себе.
— Потому что все-все знаешь? — спросила Манька, поставив на неугасимую ветку котелок, вода в котором успела замерзнуть и превратиться в лед.
— Примерно ответ правильный. Я не сказал бы о себе лучше! Загадывай желание: поесть, попить, согреться?
— Э, не-е-ет! — хитро прищурилась Манька, покачав у него перед носом пальцем. — Утро вечера мудренее, я до утра подумаю! А сам бы ты чего пожелал?
— Чего я могу пожелать? — искренне удивился Дьявол. — У меня все есть, мне даже помечтать не о чем… И нет никого, кто смог бы исполнять мои желания.
— А я, может, завтра умирать не захочу! — она лукаво покосилась на Дьявола. Но Дьявол не подал виду, что обратил на слова внимание. — Подумаю еще…
Манька залезла поближе к Борзеевичу, который занял у костра лучшее место. Подложила камень под голову и уснула, думая чего бы ей хотелось. Дьявол укрыл ее плащом, и она не заметила, как подоткнула его под себя, уплывая в невесомость. Плащ был теплым и мягким, как пуховая перина в четвертом городе. Ее сознание уже летело к избам, которые ждали ее теплом и вкусными пирогами. И больно сжалось сердце: если напали вампиры, устоят ли? Надежда всегда умирает последней.
Она и не знала, что самое сокровенное желание улыбалось ей в этот миг.
Глава 11. Заповедники Дьявола…
На следующее утро Манька совсем забыла о своем желании. Не столько забыла, сколько не смогла придумать. Все ее желания были вполне исполнимы. Единственную возможность получить невозможное не хотелось тратить на пустяки.
— А можно, чтобы с избами ничего плохого не случилось? — спросила она робко.
— Это не желание — это золушкина мечта вернуть золу в первоначальное состояние… — разочарованно скривился Дьявол. — Загадывать надо что-то исполнимое… Я же не волшебник! Вот откуда мне знать, как избы к этому отнесутся?
Манька вдруг сразу сообразила, что Дьявол или врет, или говорит правду, но правда не на стороне вампиров. Ясно же, что избы не могли сгореть. Там рядом река, а бревна у избы с противопожарной защитой. Стало бы там все громыхать и сверкать, если бы избы уже сдались! В крайнем случае, пробегутся вдоль реки. Не такая маленькая благодатная земля, чтобы не найти место где укрыться. И везде есть корни дерева, которые при необходимости вырастут еще раз до дерева с такой же кроной, как то, которое поднялось из земли. Наверное, вампирам придется несладко, если рискнут напасть. Она сразу повеселела. Хотела бы она посмотреть на мудрствующую Благодетельницу, которая пытается убедить своих оборотней, что дружественные избы захвачены в плен неким врагом. Если вампиры не искали ее в горах, значит, не знали о ней ничего.
Первым делом Дьявол объяснил, как протыкать себя его стрелой, выискивая в сердце откровенное богохульство в отношении себя самого и Борзеевича.
Под заклятиями человеку было тяжело помнить о своих близких и о своем. Вернее, помнил, но с ума бы сошел, если бы рассматривал свои нужды и людей, которые его окружали, как вампира, при мысленном взгляде на которого испытывал невероятную теплоту. А если все же мог устоять, родные с ума сходили, потому как плохой стороной заклятие оборачивалось на человека. И как пример привел несколько случаев из ее собственной жизни. Были в деревне такие муж и жена, которые своего сына забили насмерть — дня три не дожил до дня рождения. Тихий был, не жаловался, и ведь никто синяками не заинтересовался, не поговорил ни разу, будто парнишки не существовало еще раньше, до смерти. А в соседней деревне привязали к кровати, чтобы до холодильника не достал. А собаку кормили, и сами на глазах у него ели. Парнишка умер с голоду. И ни один сосед не обратил на него внимания, когда в гости заходили. Или когда мать с дочерью разговаривает, а та ненавидит мать, не слышит — обозлилась, и заклятие повернулось, и уже дочка с душой, а мать ненавистью одержима.
К счастью, Дьявол и Борзеевич людьми не были, заклятия на них не действовали. Но она не раз ловила себя на мысли, что чувствует между собой и ими некоторую отчужденность, тогда как в вампирах видела людей, приписывая им внутреннее благородство и добрые помыслы. Как-то помимо воли…