Девушка навострила уши, поняв, что гость сболтнул лишнее, но совершенно не поняла о каких «они» шла речь.
– Катя, это мой хороший друг, господин Моáх, – Михас посчитал нужным представить его девушке.
– Ах, к чему эти церемонии, – отмахнулся посетитель, – раз уж она и с Лиро знакома, просто Моáх.
– Катя, – назвалась ищущая.
– Так что там у тебя? – владелец лавки соизволил напомнить гостю о деле, с которым он пришел.
Девушка, влюбленная в местный колорит, внимательно прислушивалась к разговору мужчин, питая свое любопытство, тем более что приятели общались, нисколько не стесняясь ее. Как Катя поняла, жена Моáха как-то получила, то ли купила, то ли ей подарили, красивое, но ядовитое растение с названием нелóхлия. Опасным оно было только в пору цветения, ночью, но супруга не пожелала любоваться этим дивом в саду, а установила горшок прямо в доме, чем вызвала беспокойство мужа. Вот Моáх и отправился к аптекарю за противоядием, невзирая на время ищущих, когда все тильцы предпочитали на всякий случай оставаться дома.
– Ты зря волнуешься, нелóхлия только вызывает апасихóс. Но у меня есть лекарство, которое уберет это.
– Хорошо, – обрадовано выдохнул посетитель, – Илúя утагá, как не знаю кто, и ничего не хочет менять, а мне не нравится, что оно стоит в доме.
Когда господин Моáх ушел, пряча в кармане брюк пузырек с белым порошком, которым его снабдил Михас, Катя задала вертевшийся все время на языке вопрос:
– Михас, магазин открыт днем и ночью, сейчас ты тут, а кто днем тебя заменяет?
– От чего же? Я здесь почти всегда, если только мне не нужно уйти по делам.
– А когда ты спишь? – девушка непонимающе уставилась на него.
– Что такое «спишь»? – тилец попробовал повторить незнакомое слово за своей помощницей.
– Вы не спите? Никогда? – Катя опомнилась, что говорит на русском, и Михас ничего не понимает. – Ну, ты ложишься на что-то мягкое, закрываешь глаза. И перестаешь быть. А утром встаешь сильный и не уставший.
– Как это перестать быть? Умереть? – изумленно спросил пожилой джентльмен, во все глаза уставившись на собеседницу.
– Нет, ты есть, – тут же успокоила его она, – продолжаешь лежать, но ничего не видишь, не слышишь. То есть, все тебя видят, но ты словно умер. А утром снова как живой.
– И ты умираешь каждый день? – ошарашено прошептал мужчина, косясь на девушку, как на ожившего покойника. – Когда тебя нет в городе, ты умерла?
Катя и сама замерла, словно оглушенная таким предположением.
– Нет, – сбивчиво ответила она. – Как же объяснить? Ну, бывает такое, что ты лежишь с закрытыми глазами, тебя зовут, а ты не отзываешься, потому что не слышишь?
– Да, – как-то неуверенно произнес Михас, – это и есть «спать»?
Девушка кивнула и нахмурилась: неужели тильцы и правда никогда не спят и не теряют сознания?
– А когда кому-то больно или он сломал руку, ты не даешь спать ему? Не даешь ему специальное лекарство, чтобы он уснул?
– Нет, я убираю боль и лечу рану. Зачем ему «спишь»?
Катя была озадаченна. На первый взгляд тильцы и люди казались так похожи, но чем больше она узнавала, тем ощутимее чувствовалось различие между ними. Жили они дольше людей, Михасу, например, стукнуло только двести четырнадцать лет, а его дед дожил до трехсот пятидесяти, хотя время в обоих реальностях текло несколько иначе. Кроме физических отличий мужчина, несколько наивный и бесхитростный, неумело скрывал свои страхи и тревоги, а на осторожные вопросы на щекотливые для него темы так внезапно начинал говорить о чем-то совершенно постороннем, что только разжигал любопытство. Катя чувствовала, что тильцы что-то скрывают, чего стоили одни только постоянные переглядывания и намеки, которыми посетители обменивались с аптекарем.