Семьдесят дней, отведенных на процесс бальзамирования и подготовку гробницы, Эйе и Анхесенпаамон провели каждый в своих насущных заботах. Дело в том, что шестидесятилетний старец мог сделаться официальным правителем Египта только одним путем — женившись на царице. Вероятно, зная о том, что Эйе — убийца любимого мужа, девочка предприняла отчаянную и достойную родной матери попытку: оставшись со своим горем одна на всем белом свете, Анхесенпаамон написала в Сирию — хеттскому царю Суппилулиуме, подрывавшему устои великого Египта: "Я не могу выйти замуж ни за одного своего подданного. У тебя много сыновей — дай сына мне в мужья".
Царь принял это послание за провокацию.
Время шло. Анхесенпаамон написала царю опять: "Ты что — не понял, о чем я говорю? Твой сын станет фараоном! — чего тебе еще желать? Мне нужен муж царского рода. Дай, дай мне сына!!!"
И Суппилулиума поверил! Срочно снарядил он своего среднего сына Заннанзу, и тот помчался в Фивы. Загоняя лошадей, потому что время было упущено. Где-то в районе дельты Нила его поджидала высланная Эйе засада. Возможно, не Эйе, а Хорем-хеб по своей собственной инициативе расправился с будущим царем Египта. Впрочем, такие «сведения» вполне могли быть распространены и стариком Эйе. Как бы то ни было, история Египта могла измениться очень круто, достигни хеттский принц цели и стань фараоном. Но этого не произошло. Эйе не дремал: он исполнял свой долг. Вряд ли ему нужна была для любовных утех красавица девочка, наследовавшая острый ум Нефертити; вряд ли Эйе жаждал славы великого фараона, — возраст был не тот; вряд ли он стремился к неограниченной власти, ибо имел ее и так. Эйе, женясь на Анхесенпаамон и сделавшись фараоном, преследовал только государственные интересы. Ему ли не знать, какова участь фараонов, да еще не из династии, а — со стороны.
Но милая девочка отомстила ему за унижение: через три года царица вступила в сговор с Хоремхебом свергла ненавистного ей старика. Парадокс ситуации состоит в том, что великий интриган и блестящий придворный не сумел противостоять простенькой интриге, какую только и мог затеять Хоремхеб, а царица поддержала и даже вышла потом замуж за лихого вояку и удачливого заговорщика, наградив его фараонским жезлом и уреем. Но парадокс объясним: будучи возле трона, Эйе держал в руках все нити дворцовой и государственной жизни, а сделавшись фараоном, потерял их. Ни причем изворотливость ума: любой правитель страдает недостатком информации, потому, что половина поставщиков ее работает на оппозицию, да к тому же преследует еще свои, сугубо личные цели.
В гробницу Тутанхамона сложили столько золота и драгоценностей, сколько не снилось самым великим фараонам. Это в благодарность за то, что юный царь не очень мешал жить верхушке. В маленькие, тесные комнатенки под скалами Долины царей запихали целых пять золотых (позолоченных) царских колесниц, множество рисованных и скульптурных портретов Тутанхамона и Анхесенпаамон. Для того, чтобы поднять крышку золотого фоба, куда была уложена мумия царя, археолог Картер продумал и приспособил внутри гробницы подъемное устройство, да и то не сразу с ним справился, — потому что золота на крышку не пожалели. И на вторую тоже. А третья, повторяющая целиком контуры покойного, по толщине местами превышает четыре сантиметра.
На Хоремхебе завершилась XVIII династия фараонов. Как скончалась Анхесенпаамон, мы не знаем: ее след в истории Египта теряется. Египтологи считают, что на четвертом году правления Хоремхеб, оказавшийся достойным преемником хитрого старика, втихомолку погубил жену, вознесшую его над миром. Потому что с того времени царицей Египта числится уже Метнатджемет. Считается, что она была сестрой Нефертити. Значит, немолодая сестра царицы-матери — единственная женщина царского рода, позволившая в тот момент Хоремхебу остаться фараоном?..
Возможно, Анхесенпаамон умерла от тоски по Тутанхамону. А может быть, Хоремхеб возомнил, что он и сам что-то собой представляет? Тогда он обязательно должен был освободиться от истинной свидетельницы его позорного восшествия на трон. И подписал себе тем самым смертный приговор: при здравствующей царице, которая пошла умом в мать, он мог бы достичь успехов не меньших, чем его номинальный тесть Эхнатон. Сестра Нефертити, вероятно, качествами бывшей царицы не обладала: на многих барельефах она изображена жизнерадостной девушкой, играющей с каким-нибудь зверьком.
Рассказанное выше — всего лишь гипотеза. Мы не можем понять всех тонкостей психологии древнего египтянина. Их не могли понять даже греки современники. Геродот с удивлением писал: "Женщины у них ходят на рынок и торгуют, а мужчины сидят дома и ткут. Мочатся мужчины стоя, а женщины сидя. Естественные отправления они совершают в домах, а едят на улице. Сыновья у них не обязаны содержать престарелых родителей, а дочери обязаны делать это даже против своего желания. На улице вместо словесного приветствия они здороваются друг с другом, опуская руку до колена".
Исчезли язык и культура Древнего Египта. Сегодня местность, где стояли прежние Фивы, населена людьми, пришедшими сюда гораздо позднее. Нет города. Есть небольшой комплекс и городок Луксор и деревушка Карнак на восточном берегу. Есть туристический комплекс "Некрополь Долины царей" (египтяне называли его "Великий священный некрополь миллионов лет фараона на западе Фив") и "Некрополь Долины цариц" (его египтяне называли "Великие места царских детей, царских жен, царских матерей, находящихся в месте красоты") в Дейр-эль-Бахри. Есть еще одиннадцать некрополей, где хоронили жрецов, чиновников и царедворцев. И всего этого нет. У стены храма Амона в Луксоре высится мусульманская мечеть, сложенная из камней этого же храма. В нем самом долгое время был хлев. Большая часть рельефов соскоблена арабами, которые таким образом заполняли вечерний досуг. Гробницы фараонов в прямом смысле слова загажены первыми христианами.
От города не осталось ничего, — кроме нескольких храмов и гробниц, высеченных в скале. Можно утешиться мыслью о том, что в прежние времена городское строительство шло с применением необожженного, сырцового кирпича. Именно он-то и рассыпался в пыль и уносился ветром в пустыню. Но представить, как выглядели в те времена рядовые дома и кварталы Фив, совсем не трудно, ибо за тысячелетия ничего не изменилось в Египте, и аналогичные дома, сложенные из того нильского кирпича, можно и сейчас видеть в любой деревне.
На берегу Нила, почти посередине пути между Мемфисом и Фивами, лежат руины Ахетатона — столицы проклятого фараона Эхнатона. Горы здесь почти вплотную прижимаются к реке, и лишь в одном месте отступают, образуя неправильный овал, напоминающий по форме латинскую букву D. Именно эту пустынную ложбину и облюбовал фараон-реформатор для строительства своей новой резиденции — "Небосклона Атона", как переводится с древнеегипетского название "Ахетатон".
Но для чего потребовалась Эхнатону новая столица? История эта уходит корнями в еще более глубокие времена.
В XV веке до н. э. при великом завоевателе Тутмосе III Египет достиг апогея военного могущества. Фараон щедро одаривал трофеями храм бога Амона — покровителя города Фивы. Огромные богатства стекались в жреческие сокровищницы и навсегда исчезали в их холодных, темных подземельях, из года в год усиливая могущество жреческой касты.
Уже Тутмос III начал опасаться жрецов и задумывался о введении в Египте единобожия. Таким богом он выбрал третьестепенного в те времена бога Атона, культ которого был силен в городе Гелиополе — родине птицы Феникс.