"Весь город окружен толстой, в 4 м толщиной, прекрасно построенной оборонительной стеной, снабженной круглыми башнями в среднем 6–8 метров. Почти все стены сложены из больших каменных массивов, такова же кладка и башен. Все это довольно хорошо зафиксировано кинематографическим аппаратом.
Центральная площадь оказалась немощеной скалистой площадкой, поднятой приблизительно на метр над поверхностью дна. Она похожа на Пникс — место народных собраний в Афинах. Любопытно далее, что возле этого возвышения водолазы констатировали два небольших подземелья, несомненно, искусетвенного происхождения. Почти все хрупкие стенки, стоящие параллельно берегу, разрушены морским прибоем, но все стенки, идущие от берега в море, довольно хорошо и полно сохранились. Можно с уверенностью сказать, что город имел, по крайней мере, две улицы, пересекающиеся под прямым углом возле центральной площади.
Судя по обнаруженной кладке боевой стены, башен и стен отдельных домов, мы не должны основание города относить далеко за пределы IV века до н. э. Правда, то обстоятельство, что город обнесен боевой стеной, в то время как имеется двойная линия обороны всего полуострова, говорит за более раннее сооружение города, чем заселение всего района. Именно город, будучи построен раньше, впоследствии заселил район, подчинив его себе политически и экономически. Морские работы дали нам ряд мелких предметов на дне: это — сильно обкатанные морем красноглиняные черепки амфор и куски белого мрамора. Дата подводного города должна быть (!) та же, что и сухопутного жилого комплекса: IV–II века до н. э., ни до, ни позже здесь мы не видим никакой культурной жизни, ни греческой, ни местной. Судя по прямолинейности улиц, архитектонике построения всего целого, мы должны наш подводный город считать произведением древних греков эпохи эллинизма".
Мне не удалось выяснить, кто и когда убедил И. Бороздина, что города в районе маяка нет, а есть игра морской стихии, встречаемая повсеместно, где разрушаются скальные породы, что он принимал желаемые стены и площади за действительные нагромождения камней. Вероятно, сами же водолазы. Но И. Бороздин уже опубликовал свои материалы (теперь, правда, это очень большая редкость).
Дальнейшие исследования на Маячном полуострове велись очень вяло, так как территория была «оккупирована» военными и закрыта для простого народа. Ее (как и Балаклаву) даже на карты не наносили.
И все-таки, почему Страбон назвал это место Древним Херсонесом, если археологически он моложе Херсонеса у Карантина и вовсе не город? По логике событий, всем известный Херсонес должен быть Новым. То есть сначала греческие поселенцы построили город на Маячном полуострове, а потом вследствие каких-то причин оставили его и построили другой, нам известный.
Собственно, такой ход событий естественен для древних греков. У того же Страбона можно насчитать, по крайней мере, еще 25 мест, где имеется подобное противопоставление "старый город — новый город". Среди них такие известные, как Локры Эпизефирские, Платеи, Фарсал, Проконнес, Илион, Смирна, Милет, Клазомены, Астипалея, Карфаген… Основными причинами перенесения полисного центра были: насильственное или вынужденное переселение граждан; разрушение старого города; переселение в более удобное для обороны место; переселение, связанное с ростом границ государства; переселение из-за прибытия новой группы колонистов и невозможности вместить всех в старых стенах. К этому можно добавить, что новые города основывались вблизи старых, иногда менялось название, старые и новые города могли существовать одновременно.
Но анализ этих же мест приводит к выводу: Страбон не допускает даже мысли, что древний город мог быть основан позже нового (пусть даже какой-то из этих городов лежит в развалинах), а чаще прямо указывает на первоначальное заселение древнего города. С точки зрения здравого смысла, со Страбоном трудно поспорить. Меня, например, давно удивляют исследователи Новгорода своими поисками Старгорода. Представим следующую картину. Люди основывают город, и кто-то говорит: давайте назовем его Старгород. Почему? — Потому что лет через двести наши потомки ниже по реке заложат другой город. И как же им его называть? А так у них будет предлог назвать его Новгород.
Следовательно, название Старгород может возникнуть только тогда, когда этот Старгород перестанет существовать. Если же оба города существуют одновременно, то названия у них будут разные или по схеме "город — новый город". Применительно к конкретной ситуации Херсонес на Маячном полуострове должен называться Херсонес, а Херсонес у Карантинной бухты — Новый Херсонес. Но у нас-то все наоборот. Попробуем разобраться.
Маячный полуостров является составной частью Гераклейского, который гораздо больше (в двадцать с лишним раз). Гераклейский полуостров греки тоже размежевали на наделы, причем провели те же самые мелиоративные работы. Но сделали это как минимум на 25 лет позднее и, вероятно, в несколько этапов. В IV–IЦ веках до н. э. Гераклейский полуостров представлял собой удивительное зрелище: все пространство было покрыто сетью параллельных и перпендикулярных стен высотой 1.5 метра и толщиной 1 метр. Стены эти окружали наделы херсонеситов (тех, что жили у Карантина). Внутри наделов стояли усадьбы, большинство из которых были укреплены мощными башнями-пиргами. Взять такую башню можно было только измором, или, как упоминал Страбон, обложив деревом, сжечь. (Недавно, пытаясь восстановить хотя бы частично одну из башен, археологам пришлось вызывать подъемный кран: своими силами они не обошлись.) Складывалось впечатление, что весь Гераклейский полуостров представлял собой каменный мешок, специально построенный для того, чтобы скифская конница оказалась в нем бессильной. Хотя на самом деле херсонеситы просто убили двух зайцев: во-первых, защитили себя от скифов; во-вторых, нашли применение вырубленной скальной породе, избыток которой и сейчас заметен. Все эти данные позволили представить следующую картину действий греков в Юго-Западном Крыму.
В 422 году колонисты высадились у Карантинной бухты, где и возник Херсонес. По всей видимости, они не могли пахать землю и растить виноград прямо за городом: силы их были ограничены, а тавры (хоть по силе и не скифы) новых соседей не жаловали, да и закон гостеприимства им был неизвестен. Возможно, по ночам они даже воровали с огородов. Что было делать херсонеситам? Они выбрали расположенный в 12 километрах Маячный полуостров, разделили его на наделы и отгородили от внешнего мира стеной. Но этого оказалось мало, ведь тавры могли напасть на них с моря. Поэтому потребовалась еще одна стена, чтобы в случае нападения можно было отсидеться между стенами. Защитив себя со всех сторон, херсонеситы размежевали полуостров и спокойно занялись сельским хозяйством. Через 25–50 лет они почувствовали себя настолько сильными, что размежевали и весь Гераклейский полуостров. К тому времени граждан было не менее тысячи, а во время сельскохозяйственного освоения Маячного полуострова их число не превышало 400 (по числу наделов). Тем не менее, живя во враждебном варварском окружении, надо быть готовым ко всему, в том числе и к внезапному нападению отрядов скифов или тавров. Именно поэтому и были сохранены стены на перешейке Маячного полуострова. Ведь в случае такого набега спасаться гражданскому населению с дальних наделов Гераклейского полуострова предстояло за 12 километров, где стоял Херсонес у Карантина. Понятно, что подобное не реально. Гораздо проще было временно укрыться между стен на перешейке и подождать корабля из Херсонеса.