За этим указанием стоял профессор Э. Селлин, семитолог и знаток Библии, у которого Грозный еще на богословском факультете занимался еврейским языком. В 1903 году он возвратился из успешной экспедиции в Палестину, где на горе Таанак нашел помимо прочего четыре клинописные таблицы. Он вспомнил о своем ученике и поручил ему расшифровать их. Грозный успешно справился с этой задачей, он перевел таблицы, истолковал и прокомментировал их, опубликовав потом всю работу в «Сообщениях Венской академии наук» («Клинописные тексты с Тааннека», 1904). Теперь ему предстояло сопровождать Селлина в новой палестинской экспедиции в качестве ассириолога, чтобы непосредственно на месте раскопок переводить клинописные тексты, найти которые они надеялись.
«Горя желанием узнать эти для нас, европейцев, загадочные края», он собрался в дорогу. Упаковал ассириологическую литературу, в которой, как ему казалось, он будет нуждаться, и не без колебаний распаковал ее снова, вынув все книги, «за исключением нескольких совершенно необходимых»; нужно было освободить место для предметов личного пользования, которые ему посоветовал прихватить с собой Селлин. Наконец наступил день, когда Грозный со своим профессором сел в вагон первого класса Восточного экспресса, и тот помчал его, до крайности взволнованного, на юго-восток. Основной мыслью, которая занимала Грозного, была разница в стоимости билета первого и третьего класса. Он мог бы безбедно жить на нее по крайней мере два месяца!
«Среди восточного великолепия, которым так и брызжет Стамбул», он отыскал Оттоманский музей; Грозный пришел в восторг от его коллекций и дал себе слово во что бы то ни стало вернуться сюда еще раз. Свое намерение он осуществил лишь десять лет спустя, но это относится уже к другой главе.
«Утром мы переправились на пароходике из Галаты на азиатский берег Стамбула, в квартал под названием «Хайдар-паша»… Затем долго ехали вдоль моря по очень живописной местности… На прибрежных склонах расположены виллы стамбульских богачей, окруженные прекрасными садами и парками… Плодородная, заботливо возделанная земля, черешневые, абрикосовые, тутовые деревья, кое-где обширные поля мака… Потом ландшафт приобретает совершенно иной характер, поля и сады уступают место просторным пастбищам, необработанной, порою каменистой земле, а кое-где и болотам. Мы проезжаем типично малоазиатскую местность, которая большей частью представляет собой пустынную степь без поселений и почти без всяких следов человеческой деятельности. Лишь местами пасутся одинокие стада ангорских коз или овец, да кое-где немного оживляют однообразный ландшафт аисты, бродящие в вязкой трясине и взмахивающие своими могучими крыльями».
Это цитата из более поздней работы Бедржиха Грозного, так как о своем первом путешествии «по следам тысячелетий» он не оставил никаких записей, во всяком случае таких, которые давали бы читателю возможность наглядно представить места, по которым он проезжал, и то, какими глазами он на них смотрел. А из личной переписки и опубликованных статей видно, что наряду с природой он замечал и «крайнюю примитивность жизни» населения тех мест, и «вообще низкий уровень всей тамошней жизни, которая во многом напоминает наше европейское средневековье». Это относится как к Турции, так и к Сирии, Палестине и Египту.
Путешествие очень обогатило Грозного: ученый, который до сих пор узнавал Восток лишь по письменным документам в сумерках кабинета, впервые увидел его воочию при ярком солнечном свете. Кроме того, он прямо на местности познакомился с техникой и методами археологической работы, что 20 лет спустя очень ему пригодилось. Но это опять-таки уже другая глава. Здесь же скажем только, что новые раскопки Селлина на горе Таанак были успешны, хотя и не привели к перевороту в науке. Здесь, как и ожидалось, были найдены клинописные тексты, которые Грозный перевел и тоже издал в «Сообщениях Венской академии наук» («Вновь найденные клинописные тексты с Тааннека», 1905). Когда этот труд увидел свет, Грозный уже по-прежнему работал на старом месте в библиотеке и «в свободные вечера» готовил вступительную лекцию, которую он прочел в Венском университете в октябре 1905 года «как приват-доцент семитских языков с собственным взглядом на изучение клинописных текстов».
Об этой его первой лекции дает нам свидетельство академик Ян Рипка, создатель чехословацкой иранистики. В то время он был студентом первого курса философского факультета Венского университета и законспектировал лекцию Грозного, «так как ему импонировало смелое «ы» в чешском имени молодого приват-доцента». В аудитории № 16, откуда открывался прекрасный вид на Рингштрассе, собралась примерно дюжина любопытных. Среди них был Виктор Христиан, впоследствии ставший профессором ассириологии в том же университете; Гарри Торчинел, впоследствии профессор-семитолог в Иерусалимском университете; и Георгиец Какабадзе, впоследствии профессор истории в Тбилисском университете. Однако доцент говорил на чистейшем немецком языке, и Рипка засомневался, действительно ли перед ним соотечественник. Грозный запомнил имя студента, и, когда однажды в библиотеке ему в руки попалось его требование, он подозвал его к окошку и предложил встретиться. «Тайна, которая окружала личность молодого ассириолога, тотчас объяснилась».
Экстраординарный профессор — в полном смысле слова
Вскоре после получения Грозным звания приват-доцента была предпринята попытка перевести его в Пражский университет. Инициатива исходила от профессора Голла, метод интерпретации исторических источников которого мы принимаем настолько же уважительно, насколько не соглашаемся с его толкованием чешской истории. Профессор Голл уже знал Грозного — правда, только заочно, по его труду о деньгах в древнем Вавилоне. Но даже этому аристократу среди чешских профессоров и депутату Венского парламента не удалось добиться создания в Карповом университете кафедры ориенталистики или истории древних веков. Грозный остается в Вене.
Он работает в библиотеке (дни напролет), работает над «Злаками» (в свободные вечера), читает лекции в университете (бесплатно) и пишет статьи в немецкие ассириологические журналы (тоже бесплатно). Это статьи по филологии, хронологии древних вавилонских династий, анализ ассиро-вавилонских мифов и переводы текстов так называемого обелиска Маништусу, одного из древнейших юридических документов мира. Вавилонский царь Маништусу правил с 2335 по 2321 год до нашей эры, то есть примерно за полтысячелетия до первого в истории великого кодификатора бытовавших правовых норм Хаммурапи. Это был кровавый завоеватель, и следует обратить внимание на то, как характеризует его захватнические походы Грозный: «Он переправляется на судах через Персидский залив и разбивает мощную коалицию 32 царей, захватывая иранские серебряные рудники и каменоломни, где добывался дорогостоящий камень. Тут-то и проступает экономическая подоплека шумеро-аккадских завоевательных походов: нехватка всех видов сырья на наносных равнинах Вавилонии».