В процессе работы над книгой Грозный поступал как всякий автор большого синтетического труда: он публиковал монографии — частично потому, что его снедало нетерпение (тот, кто хочет обогатить науку, сам «богат нетерпеливостью»), частично, чтобы проверить, как воспримут его выводы коллеги и просто люди, проявляющие интерес к этой теме. А поскольку интерес к работе Грозного существовал повсюду, его исследования, статьи и интервью выходят не только на чешском, французском, английском, немецком и русском, но и на испанском, голландском, шведском, польском, украинском, литовском, латышском, турецком и армянском языках. Только для сравнения: в это время наиболее переводимым чешским писателем был Карел Чапек — его романы и драмы издавались на десяти иностранных языках, труды Грозного на четырнадцати!
Результаты своих исследований Грозный прежде всего публикует в журнале «Архив ориентальны», который он основал в 1929 году как орган пражского Восточного института, объединившего виднейших чехословацких ориенталистов (среди сотрудников его кроме Грозного можно назвать египтолога Франтишека Лексу, тюрколога и ираниста Яна
Рыпку, индологов Винценца Лесного и Моржица Винтернитца, арабистов Алоиса Мусила, Рудольфа Ружичку и Феликса Тауэра, историка религии и этнографа Отакара Пертольда, семитолога Яна Бакоша, — если ограничиться десятью наиболее крупными учеными, имена которых уже тогда были известны специалистам всего мира). А так как, даже говоря о мертвых языках, ничем нельзя заменить живое слово, Грозного не останавливают тысячи километров пути, и он рассказывает и дискутирует о своей работе с учеными половины Европы. Только в 1935 году по приглашению университетов и обществ ориенталистов он выступает с лекциями и докладами в Варшаве, Риме, Гётеборге, Упсале, Осло, Стокгольме, Хельсинки, Брюсселе, Льеже, Амстердаме, Утрехте, Неймегене… Позднее в Риге, Каунасе, Тарту и снова в Брюсселе и Париже.
Он еще раз едет в Турцию, чтобы читать лекции в университетах Стамбула и Анкары, а также «для широкой публики» в Кайсери. Однако лекция эта — только повод, чтобы снова посмотреть на Кюпьтепе. Здесь он находит следы раскопок профессора Леви, у которого были «необходимые средства». Но и эти раскопки уже заброшены…
Один из карахююкских армян узнает «чешского бея» и представляет ему двух своих сыновей. А потом спрашивает, будет ли он продолжать раскопки. Грозный пожимает плечами, но, прощаясь, говорит: «До свидания!». Затем отправляется на луг, купленный им у наследников Хаджи Мехмеда. Пробирается через густой кустарник и приходит к месту — он точно его помнит, — где когда-то ему удалось найти архив канесской торговой палаты. «На этом месте цветет чертополох, и бабочки летают над диким сухим укропом». Полный воспоминаний и надежд, возвращается он к своей арбе и приказывает ехать назад. Это было его последнее путешествие по территории древнего Востока. Но не Востока вообще.
Путешествие на Восток, которое можно пожелать каждому историку
«Я был немало удивлен, когда весной 1936 года господин Марадиан, глава торгового представительства СССР в Праге, начал вести со мной переговоры относительно лекций, которые по его предложению я должен был прочитать в Советском Союзе. Сначала речь даже шла о длительном переезде в Советский Союз…» (Советское правительство предложило Грозному кафедру в университете, какой он сам выберет, на время, которое он сам определит, и финансовые средства на раскопки, которые он сам наметит). Грозный, однако, хотел остаться в Праге. Тогда Советское правительство официально пригласило его прочесть лекции в университетах и академиях Москвы, Ленинграда и Тбилиси.
«Я охотно принял это приглашение: мне представлялась редкая возможность не только ознакомить советскую общественность с эпохальными открытиями новой хеттологической науки, поразительным образом изменившей наши взгляды на историю древнего Востока, но и вблизи познакомиться с чрезвычайно интересной современной жизнью Советского Союза. В период своего пребывания в Советском Союзе я получил дополнительные приглашения прочесть лекции в университетах и академиях Баку, столицы Азербайджанской республики, Еревана, столицы Армянской республики, и, наконец, Киева, столицы Украинской республики. С 7 ноября по 21 декабря 1936 года я мог, следовательно, посетить пять советских республик и познакомиться прежде всего с их культурной жизнью».
Перед отъездом Грозного профессор Зденек Неедлы попросил его рассказать потом о своих впечатлениях от путешествия в журнале «Прага — Москва».
— Уважаемый коллега и друг, Вы же знаете, я не коммунист, и то, что я напишу, может Вам не понравиться!
— Напишите о том, что увидите, в чем сами убедитесь, — отвечал Зденек Неедлы, — напишите правду! Нам это определенно понравится. Скорее кому-нибудь другому это будет не по вкусу.
И Грозный написал. Притом не короткую статью, а целый публицистический цикл «В пяти Советских республиках», который выходил с продолжениями в пяти номерах этого журнала (1937–1938), а затем был издан отдельной брошюрой.
«Ниже я попытаюсь обобщить некоторые свои впечатления от поездки в СССР, впечатления путешествующего историка, политически беспристрастного и стремящегося получить по возможности объективное представление о современной жизни в Советском Союзе…»
Каким же было это объективное представление? Чувствовалось, что он не понял многое из того, что было — и остается — весьма существенным для советской действительности. Он редко касается причин явлений, видит только сами эти явления. Но он видит их… и не колеблясь дает о них правдивое свидетельское показание. В предмюнхенской республике это не было уж столь обычным, особенно со стороны университетского профессора. Предоставим, однако, слово самому Грозному.
«Могу сказать, что в научном отношении я весьма доволен результатами своей поездки. Я выступал в Советском Союзе в пяти городах в общей сложности двенадцать раз». (Разумеется, здесь он говорил по-русски, точно так же как в Париже по-французски, в Лондоне по-английски, в Стамбуле по-турецки.) «В Москве на заседании, организованном Народным комиссариатом просвещения РСФСР, Академией наук и Московским университетом, в присутствии народного комиссара просвещения… В Ленинграде на заседании, организованном Академией наук СССР и Ленинградским университетом, первый раз 21 ноября в присутствии 700, во второй раз в актовом зале этого университета в присутствии 1000 слушателей, причем около 200 студентов из-за переполненности зала вынуждены были уйти ни с чем. Я специально привожу эти цифры, чтобы было видно, с каким интересом эти лекции были встречены советской общественностью и в первую очередь советской учащейся молодежью. Не буду описывать овации в честь вновь возникшей хеттологической науки. Но здесь нельзя не сказать о том, какими бурными аплодисментами встречалось каждое упоминание ректоров или профессоров, представлявших меня аудитории, о «дружественной демократической Чехословацкой республике». Я наблюдал и при иных обстоятельствах, что со времени подписания оборонительного пакта с Советским Союзом наша республика здесь очень популярна…
Мои статьи и интервью, опубликованные в московских официальных газетах — «Правде», органе Коммунистической партии, и «Известиях», органе Советского правительства, имеющих многомиллионный тираж, разнесли сообщения о моих лекциях во все концы Советского Союза. О содержании их были хорошо осведомлены и сразу же узнали меня, например, грузинский проводник в поезде, идущем из Тбилиси в Ереван, и армянский капитан корабля в Армении под Араратом на Севанском озере, лежащем на высоте 2000 метров над уровнем моря. Таким образом, сейчас широкие слои населения в Советском Союзе информированы о хеттологических открытиях лучше, чем где бы то ни было на свете».