Однако действительность оказалась страшнее самых черных его опасений. Едва Грозный взял на себя ректорские обязанности, прогремел залп эсэсовских карабинов, и пражскую мостовую окропила кровь чешских студентов, кровь десятков безоружных молодых людей, единственной виной которых было то, что у себя на родине они пели свой национальный гимн.
Ученый узнает об этом в своем кабинете. И сразу же звонит по телефону главе правительства протектората:
— Пан генерал, в наших студентов стреляют! Вмешайтесь! Немедленно!
— Я сделаю, что могу, — отвечает Элиаш, — я сделаю больше, чем могу. Но пока…
— Пока? Какие могут быть «пока»? Пока перестреляют всю нашу молодежь!
Грозный потрясен и подавлен. Но самое худшее было еще впереди. Смерть студента-медика Оплетала была только прелюдией, а его похороны — только сигналом к тому адскому смерчу, который обрушился на чешские высшие школы и на весь чешский народ. Как и ко всем студенческим общежитиям и институтским зданиям, к зданию юридического факультета, где находится ректорат, с грохотом подкатывает колонна тяжелых грузовых фургонов. Из них выскакивают люди в черной и серо-зеленой форме и наводят на здание дула своих автоматов. Грозный замечает их из кабинета декана Венига — и в один миг оба уже в вестибюле.
— Halt! Вон, негодяи! Hinaus! Sofort hinaus! Вооруженные роботы слышат команду, которой за годы дрессировки их приучили подчиняться автоматически. Они останавливаются. И… отступают!
Грозный чувствует себя хозяином положения.
— Пришлите ко мне командира! — приказывает он по-немецки.
Унтер-офицер с позументом на воротнике посыпает двух солдат за своим начальником. От удивления он даже не спрашивает, кто и по какому праву ему приказывает.
Минута, в течение которой может произойти все что угодно, — лишь бы не сдали нервы. Стальные каски расступаются, и появляется офицер. Грозный ожидает его перед порогом здания. Высокий, как всегда в черном, руки заложены за спину, воплощенное достоинство, отвечающее значению общественного института, который он представляет.
— Я — ректор университета, — строго заявляет он на чистейшем немецком языке. — Это академическая территория. По существующим законам никто не смеет вступить сюда без моего разрешения. Ни полиция, ни армия!
— АЬег… — пытается возразить офицер, вытянувшись в струнку.
— Никаких «но», ведь вы солдат, и как командир вы знаете законы!
Офицер проглатывает возражение.
— Будет исполнено, — цедит он сквозь зубы. Оборачивается, дает команду — и кованые сапоги скользят по гранитным плитам вон из здания.
Невероятно. Но эти люди впервые встретили отпор — это было для них столь ново, столь неожиданно, столь не соответствовало предписаниям, что они в смятении действительно отступили. Говоря словами величайшего немца: «Мушиная лапка на пороге — и демон был обманут!».
Он был обманут лишь на какое-то мгновение. Но, воспользовавшись этим мгновением, Грозный успел еще поручиться за группу студентов, схваченных на улице и запихнутых в автофургон, который из-за дефекта стартера не мог двинуться с места. Ученый заявил, что они были на его лекции, и потребовал, чтобы их отпустили. С десяток студентов-юристов, пока офицер колебался, выпрыгнуло из машины. Но вот мотор завелся, дверца захлопнулась, и от последнего военного грузовика, увозившего студентов, остался только удушливый дымок плохо перегоревшего бензина…
В своей канцелярии, окруженный испуганными лицами, Грозный повторял, дрожа от возмущения, словно в приступе лихорадки:
— Только не поддаваться! Пусть всех нас арестуют, перестреляют — не поддаваться! Смелый умирает один раз, трус — ежедневно. Так говорит Шекспир.
Защита Грозным академической территории — это лишь один из эпизодов, которые составляют великую книгу борьбы нашего народа против фашистских оккупантов. Но может ли отсутствовать подобный эпизод в биографии выдающегося хеттолога, даже если все это не имеет прямого отношения к хеттам?
Впрочем, когда мы говорим «эпизод», то не собираемся сказать «второстепенное событие» — исключение в перспективе дальнейших событий. Еще в тот же день (эта дата — 17 ноября — стала сейчас Международным днем студенчества) Грозный услышал по радио, что чешские высшие школы на три года закрываются. Они остались закрытыми до конца оккупации.
В концентрационном лагере, называвшемся «протекторатом», Грозный замкнулся в своем кабинете. Но не без протеста.
После закрытия высших школ он не мог прочитать свою вступительную ректорскую лекцию. «И все-таки лекция состоится! Если не в университете, такрядомс университетом!»;
В качестве темы Грозный выбрал «Древнейшее переселение народов и проблемы протоиндийской цивилизации». Нельзя сказать, что для осени 1939 года это была самая привлекательная тема. Грозный, однако, решил прочесть свою лекцию в крупнейшем пражском лекционном зале, в главной аудитории Городской библиотеки, и привел на объявлении свой ректорский титул. Зал был переполнен, точно так же как и при повторном чтении лекции. В оценке ее пражане удивительно единодушно сошлись во мнении с немецкими оккупантами: «Это был демонстративный жест».
Само содержание лекции при всей ее научной конкретности было не менее демонстративным. Грозный подчеркнул в ней преходящий характер завоевательных успехов, особо отметил историческую роль семитов в создании основ человеческой культуры, на ряде примеров продемонстрировал бессмысленность учения о высшей и низшей расе и даже не удержался от язвительного указания на то, что «свастика» представляет собой характерную часть семитского орнамента… Его актуальные намеки были столь тщательно обоснованы документами четырех-пяти тысячелетней давности, что лекция эта вскоре после ее прочтения могла появиться в свет и в печатном виде — разумеется, без многих замечаний на злобу дня.
«Город мертвых» и вопросы на берегах Инда
Значение ректорской лекции Грозного не исчерпывалось, однако, этими внешними — и, можно сказать без колебания, политическими — моментами. Не меньший интерес вызвала как в научном мире, так и среди широкой общественности сама ее суть.
Прежде всего Грозный предложил здесь всеобщему вниманию результаты своих многолетних разысканий, предпринятых с целью установить прародину важнейших древних народов (в том числе и хеттов). Затем он сформулировал свои взгляды на время и направление первого известного нам «великого переселения» народов. И, в-третьих, сообщил, что в своем изучении памятников древнейшей цивилизации на берегах Инда он продвинулся так далеко, что может предложить — хотя и с оговорками — первый опыт прочтения письма древнихпротоиндийскихнародов и определить их расовую принадлежность.
О чем здесь шла речь? В бассейне Инда, в районе Мохенджо-Даро («Города мертвых») и Хараппы с половины прошлого столетия стали находить необычные печати и амулеты, стиль которых приводил ученых в недоумение: никто не мог определить, какой из известных древних народов их создал. Это были настоящие миниатюрные произведения искусства — прямо-таки реалистические изображения быков, тигров, человеческих фигур, деревьев — с орнаментом, который, вне всяких сомнений, был не только орнаментом, но и письмом! С первого взгляда было ясно, что это памятники древней культуры, хотя деревенские девушки носили их на шнурке вокруг шеи вместе с яблонецким жемчугом.
Протоиндийские печати с иероглифическими надписями, до сих пор не поддающимися дешифровке. Предлагаемые Грозным толкования: для первой надписи — «Человек-бык Энкиду сражается с рогатым тигром, печать Сиа», для второй надписи — «Печать большого дома с горбатым быком Брахми» — ошибочны