В следующем, 2004 году в том же районе были обнаружены еще два судна. Съемки, сделанные камерой подводного аппарата, показали страшную картину: разрушенные борта судов, развороченные взрывами палубы, сорванные крышки люков, трюмы, забитые боеприпасами. При этом использовалась магнитная аппаратура, изготовленная в нашей лаборатории, потому что отечественной промышленностью она практически не выпускается.
В течение нескольких лет был проведен систематический мониторинг в районах массового захоронения химического оружия. Теоретически угроза экосистеме, конечно, существует, поскольку на дне могли войти в контакт с водой сильные яды, придуманные людьми. Известно, что большая часть отравляющих веществ являются нестойкими соединениями и разлагаются вследствие гидролиза, то есть химического взаимодействия с водой. Однако многие ученые считают, что такое вещество, как иприт, характеризуется слабым взаимодействием с водной средой и поэтому может быть опасным. Мнения разделились.
Доктор физико-математических наук профессор Вадим Тимофеевич Пака из базирующегося в Калининграде Атлантического отделения Института океанологии считает, что источники иприта опасны только в непосредственной близости от них, но далекого проникновения в водную среду они иметь не будут. В то же время еще в 60-е годы XX века британский генетик Шарлотта Ауэрбах (1899-1994) открыла специфические свойства боевых отравляющих веществ, в частности иприта, который на генетическом уровне может воздействовать на процессы, происходящие в человеческом организме. Даже крайне незначительная доза иприта (одна – две молекулы), попав в организм, может сбить его генетический код, вызвав мутации через три-четыре поколения!
На самом деле, опасность действительно существует. Ядовитые вещества после контакта с водой могут оказаться гораздо токсичнее, чем первичное отравляющее вещество. И целый ряд этих новых образующихся ядов в условиях высокого давления на морском дне, превышающего десять атмосфер, а также низкой придонной температуры, которая в жаркий период равна одному-двум градусам, разлагается не так быстро, остаются устойчивыми и могут эффективно действовать и на рыб, и на человека.
Помимо этого яды дальше уже становятся частью водной среды и биоты, в ней обитающей. Дело в том, что с самими осадками химическое оружие может перемещаться на большие расстояния. Существуют так называемые потоки наносов, когда вещество волочит течением по дну. Опасность распространения химического оружия в Балтийском море связана, прежде всего, с ними.
Необходимо обязательно взять образцы затопленного оружия, чтобы понять, в каком состоянии среднестатистический образец. Без этого невозможно спрогнозировать дальнейший ход событий. Мы до сих пор не знаем, какая часть первоначально затопленного химического оружия подверглась воздействию воды. Эта опасность грозит следующим: иприт, ушедший в воду, сорбируется микроорганизмами, в том числе и планктоном; рыба ест планктон, а человек ест рыбу.
Нередко для обнаружения химически опасных объектов на морском дне используется метод, который называется «гидролокация бокового обзора», мы получаем акустические картинки поверхности морского дна как акустические фотографии. На них отчетливо видно, что все дно буквально исчиркано донными орудиями лова: тралами, сетями, то есть рыбаки постоянно скоблят морское дно в этих районах. Это представляет самую большую угрозу, потому что даже в тех случаях, когда оружие самозахоронилось, то есть ушло в грунт, каким-нибудь тяжелым тралом или другим промысловым приспособлением его можно оттуда вытащить.
И все-таки среди ученых нет единодушия в вопросе, насколько опасна рыба из Балтийского моря: лосось, скумбрия, треска, салака – и опасна ли она вообще. Когда мы проводили свои исследования в проливе Скагеррак зная, что под нами находятся суда с затопленным химическим оружием, то, поймав спиннингом балтийскую рыбу, употребляли ее в пищу только после того, как с помощью подводной видеоаппаратуры наблюдали буйную жизнь в морской пучине. А вот что говорит вице-адмирал, доктор технических наук профессор Тенгиз Николаевич Борисов: «Все, что выловлено в Балтийском море, я бы не рекомендовал употреблять в пищу, особенно молодежи, которая планирует обзавестись потомством, да и людям в возрасте, которые не хотят каких-то новообразований в своем организме. Балтийская рыба, к сожалению, находится в зоне риска».
Мы уже говорили вначале о том, что возможна ситуация, когда рыбаки цепляют сетями снаряды или бомбы с ипритом, и тогда опасность заражения человека возрастает во много раз. Морскую рыбу можно назвать мигрантом – очень редко такая рыба держится на какой-то одной территории. Рыбы-мигранты, возможно, не могут принять на себя влияние химического оружия, но появляется еще один очень неприятный момент. Микробиологи говорят о том, что в этих зонах есть очень серьезные изменения, мутации микроорганизмов, их поражение. Через эти микроорганизмы в конце концов яд может добраться и до рыбы.
На сегодняшний день эта проблема приобрела политический аспект, точнее экономический: кто же будет есть рыбу из Балтийского моря, если оно станет территорией экологической катастрофы? Мнения разделились. Так, Дания, Бельгия, Швеция, Германия – страны, в которых доходы от рыболовства составляют внушительную часть национального бюджета, естественно, не заинтересованы в том, чтобы подобная информация просочилась в прессу и стала достоянием общественности.
В 2004 году я делал доклад о результатах поисков затопленных судов с химическим оружием на борту в Генте, на Международной конференции, посвященной опасности распространения химического оружия в Балтийском море, которая проходила под эгидой НАТО. На конференции голоса также разделились. Большая часть ученых, представлявших прибалтийские государства, в том числе страны – члены специальной Хельсинкской комиссии по защите морской среды Балтийского моря, старалась доказать, что ничего страшного не происходит, иприт понемногу растворится в воде и перестанет представлять угрозу. Наша с профессором В.Т. Пакой озабоченность по этому поводу была встречена в штыки: русские, дескать, специально раскручивают проблему, чтобы заработать денег.
Однако все не так просто. Вот характерные реплики немецких ученых, прозвучавшие на том заседании. Профессор Базенер говорил: «Должен сказать, что как раз сегодня вечером я ел рыбу. Мы в Германии также едим рыбу из Балтийского моря. Это не вопрос – можно ли есть рыбу. Просто существуют определенные районы, где надо ограничить улов и быть осторожными. Но по большому счету, я говорю да». Его коллега профессор Ленц утверждал: «Вопросы захоронения химического оружия в последние годы активно обсуждаются в Германии. И как раз реакция на обсуждение проблемы родилась с идеей изучения и мониторинга взятия проб субстанций, находящихся в районах затопления судов. Но среди населения бытует мнение, что это недостаточно. Я лично могу сказать, что, если проблема затронет немцев, протест будет так велик, что государство предпримет все, чтобы с этим разобраться. Главное, чтобы не было поздно».
В отличие от западных ученых, их российские коллеги серьезно обеспокоены ситуацией в Балтийском море. Так как нет надежных способов проверки качества морепродуктов именно с точки зрения мутагенности, с точки зрения экологических возможных заболеваний, то формально надо было бы просто запретить в пищу употребление балтийской рыбы и прочих морепродуктов. Однако запретить вылов 2,5 миллиона тонн рыбы в год суммарно и подорвать экономику трех-четырех десятков стран, наверное, никто никогда не решится. Поэтому будет делаться все, чтобы доказать, что никакой опасности не существует.