33 Ангус, цит. соч., 30: "Евреи диаспоры читали греческую литературу, говорили по-гречески, использовали греческий в службах синагоги и в семейном поклонении, в то время как любознательные греки были не прочь изучить новый культ. Эти две духовные силы, религия Израиля и мысль Греции, столкнулись друг с другом в Александрии, столице Западной Диаспоры и Эллинизма".
34 Хенгель, цит. соч., 98. Хенгель полагает, что этот спектакль, возможно, исполнялся на большом дворе синагоги. Синагоги Диаспоры сильно отличались от чего бы то ни было в Иерусалиме. Известные как proseuchai, они не совершали никаких ритуалов или жертвоприношений, но были всецело заняты молитвами и чтениями из Септуагинты. Они могли быть, а иногда и были ошибочно приняты за собрания философов. У евреев в соседней Киренаике в их распоряжении даже был амфитеатр.
35 Иносказательное толкование Гомера, Гесиода и мифов о богах и богинях были особенностью эллинистической научной традиции. Начиная с Аристовула, ок. 150 г. до н.э., евреи тоже начали приукрашивать свои священные тексты. Эта техника затем использовалась всеми его преемниками, особенно Филоном. Работа Филона была в свою очередь подхвачена Климентом и Оригеном и стала совершенно необходимой для раннего христианства, которое находило свои пророчества об Иисусе иносказательным толкованием Ветхого Завета.
36 Хенгель, цит. соч., 96. Септуагинта даёт наилучшее доказательство этого. Путём перевода неясного имени Бога в Ветхом Завете (Исход 3, 14), как "Я есть то что Я есть", переводчики Септуагинты, по словам Бикермана, Платонизировали самого Господа. В то же время были внесены многочисленные другие изменения, чтобы привести работу в соответствие с греческой мыслью.
37 Мид, Дж. Р. С. (1906), 116
38 Иосиф Флавий, Жизнь и Против Апиона, 359. К первому столетию н.э. такое отождествление было общим местом еврейской апологетики. Иосиф пишет об учениях Моисея об Иегове: "Он представлял Его как Единого, не созданного и неизменного во веки веков, в красоте превосходящей все смертные мысли". Трудно примирить этого платонического Бога с ревнивым, скрытным и жестоким Иеговой Ветхого Завета, но поскольку Септуагинта теперь представлялась как гигантская аллегория, её жестокость была тем самым нейтрализована. Иосиф также повторяет мнение, которое к настоящему времени стало шаблонным среди еврейских учёных, что "самые мудрые из греков (все философы, включая Платона, Пифагора, Анаксагора и стоиков) научились перенимать эти понятия о боге из принципов, которыми их снабжал Моисей", см. "Против Апиона", 2.163-8. Хенгель, M., цит. соч., 100. Гермипп в 220-м году до н. э. был первым, кто связывал Пифагора с евреями.
39 Там же, 99
40 Там же, 97-9. Филон является частью этой длинной череды еврейских пифагорейцев. Он повторяет утверждения своих предшественников и даже цитирует из поддельного Завещания Орфея, чтобы подтвердить обвинение греков в "воровстве"! В конце концов эта пропаганда стала неоспоримой догмой.
41 Константин в своей речи в Никее повторяет обвинение, что греческие философы подражали Моисею, см. Лейн Фокс, Р. (1986), 646.
42 Хенгель, цит. соч., 96. Легенда о том, что Птолемей I и Димитрий Фалерион проплатили перевод Септуагинты - это вымысел, созданный в середине второго столетия в письме Псевдо-Аристея. Марлоу называет это "живописной легендой", см. Марлоу, Дж. (1971), 83. Также легендарным является то, что 72 самостоятельных еврейских книжника обернулись 72-я версиями, которые были единодушны в своём верном переводе священных текстов. На деле перевод делался частями более двух веков: Пятикнижие в течение третьего века, Исаия и Иеремия в первой половине 2-го века до н. э., а Псалмы и остальные пророки во второй половине, см. Марлоу, 83. Греческий перевод, который мы унаследовали как христианский Ветхий Завет, обновлял и переосмысливал еврейские писания в соответствии с греческой культурой. Он осовременивал свою географическую картину мира, подгонял некоторые отрывки, чтобы обратиться к преобладающему политическому настроению в Александрии и
изменял детали Закона Моисея в соответствии с текущей правовой практикой Египта. Он удалял оскорбительные антропоморфизмы, разъяснял слова, которые неясны в оригинале в свете греческих понятий, добавлял намёки на греческую мифологию и делал её философию гармоничной с Платоновскими доктринами.