У андских народов знамение могло помечать кандидата в шаманы-жрецы. Выживание после удара молнии было хорошим признаком, каким являлось и выживание близнецов-мальчиков после погружения в холодную воду, их неизбежной участи. При отсутствии знамения, другие качества — способность, настойчивость, физическая или моральная отвага — открывали, как у догон, двери к дому старейшин. Тайное хранилось строго, потому что оно было драгоценно, но его сокрытость не доводилась до степени мистики. Сохранение до настоящего времени практического знания астрономии среди андских крестьян делает понятным, что приглашение к дальнейшему познанию предоставлялось свободно. Потому что те же самые звезды и темные облака, по которым крестьяне сверяли время посева, проходят также через их мифы. Если кто-то ощущает там тайну, он волен гоняться за нею и далее. Склад ума, терпение, своего рода умеренное любопытство — таковы были качества кандидата в шаманы-священники.
Неоднократно в парадигматическом конфликте между раздражительным Инкой Пачакути и силами традиции, по-разному представленными Виракочей, Инкой Виракочей, духовенством и традиционализмом женщин, обнаруживаешь неизменную решимость крестьянства направить жесткую непримиримость нового императора в русло более великодушного поведения. Это они, как и сам Пачакути, создали облик андского императора как благодетельного завоевателя. Эта динамика была свойственна и структуре, и историческому развитию империи, и ее ослаблению, продолжавшемуся до конца. Гарсиласо описывает, как Уайна Капака, разгневанного восстанием чачапойас в Эквадоре и замышлявшего кровавую месть, отговаривала процессия женщин во главе со старой женщиной, бывшей одной из жен его отца. Он был так поражен ее мольбой о милосердии, что уполномочил ее управлять реинтеграцией ее народа в состав Империи.
Несмотря на способность андских низших сословий влиять на изменение поведения императора, Пачакути никогда не смог бы предпринять что-либо столь же простое, как «реставрация» Века Виракочи. Такая позиция побудила бы весь класс воинов Анд сплотиться в единую силу, противостоящую инкам, хотя бы потому, что построение мира по старым чертежам не оставляло никакого места для воинов. Инкское намерение «освободить» крестьянство, даже если предположить такой импульс альтруизма, объединило бы и, следовательно, сделало бы неуязвимым класс воинов. Парадоксальным образом, стало быть, продолжение войны было столь же необходимо для успеха инков, сколь и установление мира. Ничего, кроме расширения Империи, не обеспечило бы то динамическое равновесие, которого требовала ситуация. Лавирование между Сциллой и Харибдой этих противоположных сил обременяло Инку Пачакути. Как мы видели из примера Бетансоса, его видением победы был, как он думал сначала, Виракоча. Позже он поймет, что им было Солнце. Его ожидало суровое испытание. Если путь к власти лежит через бога Виракочу, то путь вокруг воинов освещался образом Солнца.
Посредством символики Солнца инки объявили о такой стратегии правления, которая посылала одно сообщение воинам, а другое — крестьянству. Воины могли бы признать и осознать в ней утверждение командного мужского присутствия. Солнце господствовало. Его лучи заставляли одинаково меркнуть как «звезды», так и «планеты». Солнце правило. Посредством солнечного календаря инки централизовали бы власть с помощью регулирования ежегодного ритуального календаря над обширными пространствами. Солнце было воином. Само вызывающее притязание инков на происхождение от Солнца и Луны — что Гуаман Пома называл «великим обманом!» — провозглашало, что инки были одними из них. Разве сами воины не захватывали земли с помощью беспрецедентного притязания на планетарное происхождение? Первым шагом по заключению мира с врагом было добиться с его стороны уважения.
Для крестьянства инкское утверждение об их происхождении подразумевало нечто совсем иное. Это утверждение поставило бы инков вне досягаемости воинов и прочно привязало бы к ним сердца крестьян. Инки утверждали, что были рупором Солнца и Луны. При этом они подтверждали, и в самых сильных терминах, самые заветные чаяния крестьянства: найти правителей, которые уважали бы космологическую обоснованность системы с двойным родством, основанной на учении Виракочи. Инка был царем мужчин, в то время как его жена, Койа, — царицей женщин. Для крестьянства эта символика представляла собой подтверждение всей космологической справедливости андской традиции Виракочи. В этом заключаюсь признание системы с двойным родством, равноценности мужчин и женщин — короче говоря, всех надежд крестьянства на лучшее будущее.