Все расчеты низшего порядка, которые в течение Века Воинов подрывали представления об андской жизни, отступили перед более великой целью. Если инки и околдовали чем-то горную цепь Анд, то это нечто состояло из элементов культурного наследия, знакомого самому широкому кругу андских жителей, элементов, чьи изящество и сила лишь возрастали по мере того, как они интегрировались во внутренний, скрытый круг, центром которого был теперь Куско. Хорошо ли, плохо ли, но судьба андских. народов была отныне связана с судьбой Солнца. Но если выживание Солнца зависело теперь от успеха весьма специфического вида войны, то тайны ее эффективности не будут раскладываться без разбора перед простыми людьми.
Где-то в 1400-х годах в технический язык мифологии в Андах вошел новый термин, и это же произошло также в Мексике. Это был термин «Солнце», и он устоялся как синоним идеи «мира» или «мира-века». Как раз потому, что данный термин возник в это время, то, что он был призван в точности передавать, а также цели, ради которых он вводился в миф, были неверно истолкованы начиная со времени конкисты.
И Гуаман Пома, и Муруа подробно рассматривают пять Веков андской традиции (глава 2). Муруа, как и Гарсиласо, использует термин «Солнце» по отношению к концепции мира-века. Далее, мифологическая формулировка «Смерть Солнца» относится к тому же событию, что и слово пачакути, а именно к моменту разрушения одного Века или Солнца и началу следующего. Мы, например, уже видели упоминание этого термина в мифе Уарочири (глава 8). Помимо рассмотрения доктрины о пяти Солнцах, Муруа вторично обращается к этим идеям, очевидно, в связи с началом Пятого Солнца:
«Они говорят, — что в то время был величайший потоп, и они полагали, что это был конец мира, но что сначала они перенесут величайшую засуху и что Солнце и Луна, которым они поклоняются, исчезнут, и по этой причине индейцы имели обыкновение плакать и издавать громкие крики и причитания, когда случалось затмение, особенно Солнца».
Среди интересных наблюдений, обнаруживаемых в этом отрывке, находится представление о том, что инки опасались не только «Смерти Солнца», но также и «Смерти» его супруги, Луны. Эта формулировка в точности отвечает идеям, уже рассмотренным выше, а именно что солнечно-лунный лик Бога Ворот, символизирующий солнце и полнолуние при противопоставлении точек солнцестояний, был призван передавать, помимо прочих вещей, средства выражения параметров всего мира-века, расположенного в звездах. Кульминацию этого представления мы находим во внедрении инками данной символики непосредственно в язык, в фактическом синониме представления о мире-веке. Но исследователи инков, начиная с испанцев и кончая современными учеными, не сумели понять значение инкской «солнечной» символики, в частности отношения понятия Солнца как мира-века к благосостоянию империи. Значение термина «Солнце» как мира-века не только не принималось в расчет, но также и было сочтено причудливым дополнением к инкскому «поклонению» физическому солнцу. Весь комплекс представлений о Пяти Веках или Пяти Солнцах, был, в лучшем случае, понят как «мифопоэтическое» воображение прошлого, а в худшем — отклонен как путаное размышление.
Не подвергавшиеся сомнению, такие предположения значительно притупили аналитическую способность исследователей по отношению к некоторым видам информации. Например, хотя Муруа ясно показывает, что затмения расценивались как возможные предзнаменования пачакути, или «Смерти Солнца», исследователи Анд по сей день приучены к мысли, будто коренные народы испытывали страх перед затмениями якобы из боязни, что могли погибнуть физическое солнце или луна. Аналогичным образом и в отношении ацтеков, у которых «Смерть Солнца» предполагала ту же самую вещь, что и в Перу, мы встречаем постоянное утверждение, будто ацтеки настолько боялись недолговечности «Солнца», что каждое утро ожидали со страхом, что солнце вдруг не взойдет.