Процессии включали предназначенных для жертвоприношения детей, и, так как они разворачивались веером по своим маршрутам, они начинали копировать в масштабах всей империи устройство системы секе в Куско. Они останавливались по пути в каждом провинциальном центре, чтобы принести там в жертву заранее выбранного местного ребенка. Тем временем каждой меньшей святыне отдавалась ее часть остальной дани и распределялась кровь забитых в Куско лам для окропления горных вершин. Каждая процессия сопровождалась инкским жрецом, который вел точный учет, следя за тем, чтобы каждая малая святыня местного почитания получила свое.
Чарующий резонанс, установленный между этими двумя полюсами ужаса и красоты, выражался в торжественности случая через детали этикета, придерживаться которому предписывалось в равной степени как участникам, так и зрителям. Молина писал:
«Когда те, кто с подношениями совершал поход по необитаемым местам, встречали других путешественников, они не поднимали свои глаза, чтобы рассмотреть их, а сами путешественники падали ниц и оставались лежа на земле, пока носильщики подношений не проходили. Когда носильщики жертвоприношений проходили через селение, жители не выходили из своих домов, а оставались в них, ожидая в глубоком смирении и почтении, пока указанный Капаккоча не проходил дальше».
Муруа отмечал, что жрецы никогда не отрывали глаз от земли и что смерть ожидала любого, кто был настолько глуп, что нарушал правила поведения.
Процессии продвигались вперед без остановки:
«И таким образом они проходили через завоеванные Инкой территории во все четыре стороны империи; и так они совершали указанные жертвоприношения, пока не достигали самых отдаленных пределов, где Инка поставил пограничные столбы».
Подобно золотой цепочке, висевшей на «множестве» столбов на площади Аукайпата в Куско, громадный периметр границ Империи Солнца — геомантический эквивалент эклиптики — опять-таки окружал все жертвоприношения капакочи.
Здесь последний из детей достигал конца линии. Они приносились в жертву на границах империи Солнца, устанавливая таким образом истинный «горизонт» Куско с точки зрения Пятого Солнца в Центре, откуда исходили все эти трагические траектории и к которому народы этих детей были теперь привязаны.
И дабы не оставалось никаких сомнений в отношении значения обряда, Молина сообщает решающее сведение о жертвоприношениях, осуществлявшихся процессиями на обратном пути: «Уместно заметить, что дети вообще не приносились в жертву уакам, а только главной уаке каждого рода или провинции». Иными словами, эти дети приносились в жертву от имени их племенных уак, идентичность и окончательное местопребывание которых находилось в звездах. Эти дети шли домой.
Здесь, вдали от полей сражения и рева военной музыки, проходил самый главный фронт в Войне со Временем. И здесь же находились все ключи как к трагическому блеску, так и к невообразимой уязвимости Инкской империи. В конечном счете инкские императоры поняли, что никакие героические меры никогда не смогут защитить Пятое Солнце. В конце концов могла преобладать только «мольба». Капак уча был действительно мольбой, и в этой мольбе заключалась тайна инков. Инки не приносили в жертву, подобно ацтекам, человеческие жизни, чтобы «кормить» Солнце; вместо этого они посылали эмиссаров в звезды, эмиссаров, несущих послание отчаяния.
Это не вымысел, потому что сохранились и имя посланника, и само послание. Молина, среди прочих, отметил другое название практики человеческих жертвоприношений: качауака, буквально «посланник к уакам». Это же слово кача, «послание», составляет также корень слова качауи, которое является синонимом секе. Само понятие прямых линий в направлении горизонта — секе — относится к попытке коммуникации. Инки, отчаявшись установить мир со звездами от имени Пятого Солнца и всех тех, кто обитал под ним, изобрели способ ходатайствовать перед небесами в делах человеческих.