о природе полосы галактики было выдвинуто в утверждении Аристотеля, согласно которому Млечный Путь представлял собой концентрацию болотного газа.
8 сентября 1940 года, когда битва за небо над Англией вступала в свою решающую стадию, маленькая собачка по кличке Робот исчезла в дыре на земле на станции слежения у французской деревни Монтиньяк-сюр-Везер. Хозяин собачки, молодой ученик механика, с тремя своими друзьями спас собаку и в расширении щели открыл вертикальную шахту в коренной породе. Они проползли двадцать футов по полу пещеры и простым фонариком посветили на окрашенные стенки и потолки, которые пребывали во тьме в течение приблизительно семнадцати тысяч лет. Этот луч света в нашем столетии возродил для будущего Пещеру Ласко и дал надежду на то, что главный вопрос нашего беспокойного времени — «В чем состоит наша человеческая природа?» — мы сможем получить какие-то ответы.
Является ли это «открытие пути» к нашему общему наследию предков, совершенное маленькой собачкой по кличке Робот — таким же образом, как и египетский бог Анубис с головой шакала или Лис в Андах — жизненным случаем, подражающим мифу, — этим вопросом вряд ли будет задаваться современная наука. Ибо по-прежнему предметом веры[133] в научный позитивизм остается положение о том, что сознание возникает из материи и является побочным продуктом неисчислимых связующих искр, преобразованным Богородицей Естественным Отбором в стратегию выживания. Именно при таком мифе и в этом мире слово миф стало синонимом искаженного представления, а мудрость понимается как сведение в кодекс материальных законов. Это мировоззрение опасно в период кризиса, потому что оно подсказывает обыкновенным людям, что наши собственные внутренние ресурсы, наше сознание суть не более, чем зал зеркал. Если такие теоретики, как Джеймс Лавлок, правы, доказывая существование больших полей интеллекта, частью которого является и человеческое сознание, тогда научный, детерминизм питает — хотя и неосознанно — не что иное, как дезинформацию и опасную сдачу позиции: что в конце концов, поскольку сознание является результатом случайных событий в материи, то само сознание не обладает существенным значением, и мы одиноки во вселенной. Это означает приглашение к Великой Спячке.
По этой причине вопрос о том, представляет ли наше общее мифологическое наследие человеческое восприятие или человеческое проектирование, имеет не просто антикварный интерес. Потому что этот вопрос непосредственно вторгается в существо проблемы: Кто мы и для чего мы здесь? Но именно этот вопрос наука не только не ставит, но также всячески доказывает, что в нем отсутствует внутренний смысл. Нет никаких мостов, никаких взаимных обязательств, нет ничего по ту сторону. Вселенная — это клоака тепла.
В этом электрическом поле между мифом и наукой современное человечество борется, чтобы выковать свою душу. Наука пытается подчинить силы мрака свету разума. Каким бы героическим ни было это стремление, быть может, самая главная опасность, подстерегающая науку на. каждом шагу, состоит в ошибочном принятии границ знания за границы ответственности. В то время как жизнь в этом столетии разбирается в своей структуре, силы тьмы в действительности совсем близко. Мифология же, с другой стороны, используя язык природы, пытается установить диалог осознанием, чтобы задать Великие Вопросы о сущности и о величине человеческой ответственности. Риск мифологии заключается в том, что, подобно Гилгамешу, мы можем бороться с прошлым сколько угодно, но только возвращаться будем с пустыми руками.
Однако мифология сохраняется, потому что она не просто повествует о сотворении мира, но и сама являет собой творческий потенциал, ту энергию ртути, которая в тигле человеческого опыта была переплавлена в удивительный корабль, пущенный в обширное море времени. «Вначале было Слово, и Слово было с Богом, и Слово было Бог». В Ведах материальный мир — это воплощение Брахмана, кристаллизация чистого сознания в форму. С не меньшим благоговением, но с большей смелостью индейцы кечуа стали бы утверждать, что именно великий бог Виракоча создал солнце, луну, звезды, людей, растения и животных, а также законы человеческого взаимодействия и почитания, под чем они просто подразумевали, что понимание таких вопросов исходило свыше, а не снизу.
133
Слово