Другие хронисты ассимилировали этот аспект местного представления об анак пача, «мира наверху», с христианским понятием «рая». Кобо, например, говорил, что «те, кого Бог сделал выдающимися людьми и наделил счастливым и преуспевающим положением в этой жизни, без всяких сомнений, попадали в Рай»[26]. Вероятно, один из источников путаницы для испанцев вытекал из того факта, что во времена инков только инки благородного происхождения, как считалось, попадали в анак пача, «мир наверху». Наблюдение Кобо о том, что только «преуспевающий» народ идет в анак пача, логично, поскольку в жестко управляемой экономике инкского мира только инкам благородного происхождения дозволялось значительное богатство. До сих пор тот факт, что основная масса совершенно невинного андского населения отправлялась после смерти в пача Уку, «мир внизу», очевидно, не останавливал их от обращения к небу, когда их спрашивали о конечном местопребывании мертвых.
Так что фактически в испанских хрониках есть два ряда непониманий, простирающихся параллельно: пронизанные христианством предубеждения испанцев, составленные приправой классового сознания, выработанного андской знатью, которая стремилась дифференцировать места конечного покоя знати и крестьянства в миры «наверху» и «внизу», с тем чтобы знать могла оставаться «наверху» рядом богами[27]. И все же, повторимся, эта последняя практика ничего не могла поделать, чтобы отвратить андских крестьян от обращения непосредственно к небу, когда их спрашивают об их местопребывании в загробной жизни.
Ко мне понимание этих очевидных противоречий о местоположении потустороннего мира пришло во время полевого исследования в Перу. Однажды я провел много часов у очага вместе с пятнадцатилетним юношей и его дедушкой. После перевода на испанский связанного со смертью опыта, рассказанного на кечуа его дедушкой, опыта, переполненного духами собак, переправой через «Реку Иордан» и соприкосновением с «воротами», этот молодой человек из деревни Ампараэс проводил меня до дверей. Мы стояли и рассматривали небо, я спросил его, где находилась Река Иордания. Он указал рукой на Млечный Путь в июльском ночном небе, то есть на поток, даже и теперь в местном мировоззрении связанный с декабрьским солнцестоянием, поток, в котором находятся небесная Лама и Лиса[28].
Многими годами раньше я бы понял своим умом, что я чувствовал в тот момент — огромный шок от осознания того, что древний, тысячелетний способ познания и потребность участия обоих полушарий мозга все еще активно оперируют в душах живущих людей. Дедушка мальчика, когда он находился между жизнью и смертью, проник в духовное измерение мифа и отыскал переправу через майу.
Я узнал бы, что андская мифология и родственные ей формы культуры, такие как ритуал, геометрия и архитектура, создаются по линиям голограммы. Их части буквально не — могут быть поняты в отрыве от целого. В весьма упрощенных выражениях, голограмма создается экспонированием фотопленки по отношению к «соответствующему свету», как из лазера, испускающего лучи на объект. Эта процедура создает трехмерное изображение. Если имеется голограмма, скажем, слона, и нас интересуют его бивни, то отламывание кусочка от бивней просто еще раз воспроизводит целого слона, только более бледно. Всякая часть изображения содержит целое и, чем больше изображение, тем более резким является его определение. Аналогичным образом нельзя «отломать» астрономический уровень мифологии или ритуала, не внося в процесс его духовную матрицу, и, наоборот, нельзя понять андскую духовную жизнь в отрыве от ее астрономического контекста. (Пример того, как отдельный инкский ритуал резюмирует андскую космологическую мысль в целом, помещен в Приложение 1.)
Я пришел бы к оценке того, как строгое геометрическое осознание — «соответствующий свет» — андского совершенного владения движениями Млечного Пути было в состоянии легко отбраковать очевидные противоречия в испанских хрониках и осветить основное значение трех «миров» в андской духовной жизни. Я обнаружил бы, что, таким же образом, каким север был «вверху», а юг «внизу», путь в «мир наверху», анак пача, находится в направлении потока Млечного Пути, связанного с севером и июньским солнцестоянием, а путь в «мир внизу» ведет не в подземелье, а в небо, через поток Млечного Пути, связанный с южным направлением и декабрьским солнцестоянием, вниз по великой реке времени, в направлении к величественной небесной Ламе.
26
Эта конфигурация может быть изображена подобно шву или канту, разделяющему верх бейсбольной кепки на четыре четверти. При этом кнопка сверху кепки аналогична точке пересечения двух потоков Млечного Пути.
27
Крикберг отмечает; «Неизвестно, до какой степени сохранившийся миф, пересказываемый нашими испанскими источниками, [в котором судьба индивидуальной души определяется в соответствии с этическими критериями] является результатом христианского влияния. Согласно этой интерпретации праведники отправляются в солнечный рай на небе, в «верхний мир»,
28
«Река Иордани» в западной традиции связывается с мифологической небесной рекой Эриданом, которая иногда идентифицируется с другим, сезонным потоком Млечного Пути, на берегах которого находятся псы Ориона. Причина, по которой Эридан идентифицируется с этим потоком Млечного Пути лишь временно, сама по себе есть проблема прецессионная, ибо, поскольку времена изменили отношение солнца к звездам, то для продолжения функционирования первоначальных идей должны были быть выделены новые «притоки». (Эти потребности, однако, не помешали, например, индусам по-прежнему относиться к Млечному Пути как к «основанию Ганга». В Андах данная проблема соединяется с крушением во времена Конкисты местной знати, которая имела «исключительные права» на «северный мост» в период июньского солнцестояния. Возможно, крестьянство неизменно сохраняло воспоминания о временах до учреждения классовой системы (около 650 года н. э. — см. главу 8) и рассматривало в качестве действующих оба потока. То же самое наблюдается в бесклассовом обществе жителей острова Мангая, которые утверждают, что духи усопших могут входить в рай в любое солнцестояние: из северной части острова в июне, а с южной — в декабре. Вопрос теперь состоит в том, что исторически кечуанское крестьянство ограничивалось использованием «южного плацдарма».