Анкасмайу восходит с западной стороны андского водораздела, между Кито и Пасто, и течет на северо-запад в Тихий океан. Как уже отмечалось, кечуанское слово анкас означает «небесная синева» и может быть связано с идеальным положением солнца в июньское солнцестояние. Это толкование подтверждается также значением и символикой кечуанского аналога анка, означающего «орел». Мы уже видели, как разные птицы-шаманы оспаривали честь отнести послание Инки в преисподнюю, но только самая маленькая сумела выполнить поручение. Большие, высоко взлетающие птицы, с другой стороны, приспособлены для полетов в «мир наверху».
У сибирских шаманов орел — это «отец Первого Шамана солнца, посланника небесного бога, посредника между богом и родом человеческим». В современном фольклоре аймара орел всегда классифицируется как принадлежность к «миру наверху», который, в свою очередь, как мы видели, связан с июньским солнцестоянием. Гарсиласо, повествуя о ряде ужасных знамений, предвещавших конец империи, описывает, как анка пал мертвым на землю в Куско во время церемонии Инти Райми (проводившейся в июньское солнцестояние) в период царствования Уайна Капака. Этимологическая связь между анкас и анка отражает символическую ассоциацию между солнечной птицей высоко в синем небе засушливого сезона и положением солнца в июньское солнцестояние. Следовательно, вовсе не случайно легенда о захоронении Уайна Капака связана с «Лазурной Рекой», которая течет на северо-запад — в направлении заката июньского солнцестояния — в море. Анкасмайу представляла собой больше, чем земную границу, потому что она также вознесла душу Уайна Капака на землю богов.
Та же юго-восточно-северо-западная ось доминировала и в инкских обрядах июньского солнцестояния. Уртон полагал, что, так как мифы о Виракоче повествуют о боге, путешествующем на северо-запад и покидающем землю у Манты в Эквадоре, то ритуал инкских жрецов, которые прослеживали путь Вилькамайу — земного аналога Млечного Пути — к своим истокам у Горы Вильканота, чтобы повернуть отсюда на северо-запад к Куско, представлял собой воссоздание заключительного путешествия Виракочи. В подтверждение этого толкования Уртон привлек внимание к еще одному аспекту этого ритуала: согласно инкским священникам, истоки Вилькамайу у Вильканоты представляли «место рождения солнца». Отметив, что современные говорящие на кечуа жители обращаются к Млечному Пути как к двум рекам, рождающимся на севере, Уртон, далее, полагает, что это объясняет представление о том, что солнце «родилось в июньское солнцестояние, в «истоках» Млечного Пути. Строго говоря, истоки Млечного Пути находились у его северного края (рисунок 3.4а). Инкские священники явно увязывали это положение Млечного Пути с одновременным восходом Млечного Пути в июньское солнцестояние (рисунок 3.4Ь) — в последний раз встречающимся приблизительно в 650 году н. э. — и называли это «рождением» солнца в истоках Млечного Пути.
В свою очередь, эти наблюдения освещают еще одну информацию, которую прежде было невозможно поместить в связный контекст. Во-первых, имя Виракочи встречается в ряде гимнов, записанных Пачакути Ямки: вилькаулькаапу. Это означает буквально «владыка первоисточника солнца»[37], переделка общего представления о том, что Виракоча был творцом небесного массива внутри особой образности — «рождения солнца», — используемого инкскими жрецами в Вильканоте.
Обращая внимание на топографию вокруг высокой горы Вильканота, Хуан Ларреа описывал земной аналог этой формы, запечатленной на данной местности. Маленькое озеро у подножия этой горы находится у истоков не только Вилькамайу, текущей на северо-запад, но также реки Пукары, которая течет на юг в озеро Титикака. Тем самым топография Вильканоты в точности отражает космологическое представление о том, что на «горе июньского солнцестояния» солнце «рождается» у истоков двух небесных потоков Млечного Пути, один из которых течет на северо-запад к земле богов, а другой — на юго-восток к Титикаке, ассоциируемой с преисподней. Ларреа воспроизвел рисунок кубка для питья эпохи конкисты (рисунок 3.10), изображавший весь этот символический набор идей, как они представлялись в местном мировоззрении.
37
Версии, записавшие предание о том, что пунктом ухода бога была Манта в Эквадоре, принадлежали Сармьенто де Гамбоа и Бетансосу.